– Нет, не примут. Наркоманов никто не воспринимает всерьез. Даже если я расскажу, что это я подставил Мэнни, мне никто не поверит.

– Это ты подставил Свободного Мэна для Валенса и Прэтта?

Когда Паленый посмотрел на меня, на лице его играла улыбка, а из глаз катились слезы.

– Эти копы пришли ко мне и сказали, что Мэнни слишком уж мешает их делам и им надо с ним поговорить. Это был такой код. Они знали, что я не хочу никому зла, и поэтому всегда называли поговорить, когда имели в виду убить.

Я сидел прямо перед ним, но он смотрел куда-то вправо и выше, на пустую стену.

– Ты делал подобное для них не один раз? – спросил я.

– Они сказали, что хотят поговорить с Мэнни, – продолжал Паленый, не слыша вопроса. – Они обещали дать мне сто долларов и отпустить, если совру Мэнни, что знаю об их грязных делишках, и попрошу его со мной встретиться на пирсе Сигейт со стороны Вест-Виллиджа.

Я заставил их заплатить мне сотню вперед, а потом позвонил Мэнни и позвал его на встречу.

– И ты пошел туда с ними?

– Не-а. Я в ту ночь был у тетушки Эстер, в той самой комнате, где мы встретились.

– Так значит, это ты заманил Мэна в засаду в Вест-Виллидже?

– Ага. Там, у склепа.

– Нет там никаких склепов в округе, – сказал я, понимая, что начинаю и сам говорить как наркоман.

– Да нет, там не фальшивка для туристов типа «тут похоронен Джордж Вашингтон», нет, ничего такого. Но уж вы мне поверьте, там первосортное кладбище всего в паре кварталов от того места, куда Йолло и Антон велели мне заманить Мэнни.

– И ты позвал его на встречу, даже зная, что они собираются его убить?

Паленый снова посмотрел на меня. Из глаз его все еще текли слезы, но улыбка превратилась в кривой оскал.

– Да.

– И ты говоришь, что делал подобное не однажды?

– Несколько раз они заставляли меня приводить им людей. А однажды я помог им дотащить туда Мориса Чепмэна.

– Покажи мне, где это.

* * *

Для наркомана путь был неблизкий, и шел он в своей манере. То плелся нога за ногу, то и вовсе останавливался. Говорил он немного, и у меня возникло ощущение, что задача эта посерьезнее, чем то, с чем он может справиться на одной дозе.

В квартале к северу от Кристофер-стрит на хайвее Вест-Сайд стояла заброшенная церковь. Я вспомнил о Мэле и о том, как зло бытует там, откуда должно исходить только благо.

В северной стене за возвышением алтаря забытого храма была металлическая дверь.

– Видишь кирпич с черным пятном вон там, над дверью? – спросил Паленый.

– Ага.

– Дотянись и вытащи его.

Дверь была широкой и высокой. Я еле дотянулся до края кирпича, но в конце концов расшатал и вытащил неплотно держащийся камень из кладки. На задней стороне его был приклеен скотчем затейливый ключ от скважины в ржавой, но все еще крепкой двери.

Я потянул створку на себя и готов уже был шагнуть вперед, когда Паленый сказал:

– Подожди-ка, бывший коп.

Он протянул внутрь руку и щелкнул выключателем. Загоревшийся фонарь осветил кирпичный внутренний двор. Двор кишмя кишел крысами всех цветов и размеров. Сотни грызунов стали видны в ярком свете.

Паленый тем временем набрал горсть камней размером с мячик для пинг-понга и швырнул в копошащийся меховой ковер.

Крысы шарахнулись. Несколько десятков проскочили в дверь прямо у меня под ногами с яростным писком, возмущенные тем, что кто-то потревожил их гнездо.

– Заходи быстрее, – поторопил Паленый и сам шагнул за дверь. – Знаешь, бродяги носом чуют, когда какая-то дверь открыта.

Мы вошли на освещенный двор, и Паленый закрыл за нами дверь на засов. Я обратил внимание, что для такого древнего здания засов на двери был слишком уж хорошо смазан.

– Тот ключ все еще у тебя? – спросил мой спутник.

– Ага.

– Вон там, зеленая дверь.

Метрах в десяти обнаружилась другая металлическая дверь, на сей раз медная, позеленевшая от времени.

– Открывай скорее, – подгонял Паленый. – Еще не хватало, чтобы какие-нибудь легавые заметили свет.

Я отпер дверь тем же ключом, отворил ее, и сейчас же Паленый погасил защищающий от крыс фонарь. Затем он зажег свет в вестибюле, куда мы вошли, и закрыл за нами дверь.

И только тогда я почувствовал тошнотворно-сладкий запах смерти. И думать было нечего, так мог пахнуть человеческий труп.

По длинной каменной лестнице мы спустились в комнату, где было сложено как минимум с десяток трупов. Комнатушка была почти как моя камера в одиночке, или как та кладовка в Куинсе, где убийцы собирались меня похоронить, или как укрытие, которое нашел для меня Мэлкворт, пока я в бегах.

Большая часть тел лежала здесь уже довольно давно. Плоть их была почти полностью съедена крысами.

Но наверху лежало тело, совсем некрупное, которое еще не полностью разложилось. На груди, вгрызаясь в гниющую плоть между ребрами, сидело две крысы. Не раздумывая я выхватил револьвер и пристрелил их.

Выстрелы прозвучали достаточно громко, но мы ведь были под землей в заброшенном здании.

– Ты спятил? – заорал Паленый. Это был единственный раз, когда он повысил голос.

Глядя на частично обнаженный череп, я увидел, как блеснул золотой верхний передний зуб.

– Джоанна Мадд, – пробормотал я.

– Ты ее знал? – спросил Паленый.

– Кто они были?

– Люди, которые мешали, – ответил Паленый. – Враги, те, кто умер от передозировки, и кого лучше бы не нашли.

– И кого-то из них привел сюда ты?

– Ты и меня пристрелишь, как этих крыс? – спросил он.

В голосе его не было страха. Он похож был на советского заключенного старого режима, которого приговорили к смерти уже давно, но он не знает, когда в затылок ему пустят пулю.

– Пошли отсюда, – проговорил я.

Мы поднялись по ступеням на крысиный двор, вышли из железной двери и заперли ее за собой. Ключ я оставил себе.

На пороге мы на миг задержались, кажется, для того чтобы бессознательно помолиться за упокой душ усопших. Со всех сторон из увивавшего стены плюща за нами следили десятки алчных красных глаз. Крысам очень хотелось, чтобы мы ушли.

– Что ты будешь делать с ключом? – спросил Паленый.

– Выброшу, – сказал я. – Если они не смогут войти, может быть, кто-то найдет следующее тело, и они попадутся.

На углу улиц Кристофер и Хадсон я отдал Паленому второй целлофановый пакетик и двести долларов.