раздался прямо впереди – резкий, стрекочущий. Вслед за ним существо завыло, и в этом протяжном звуке угадывалась тоскливая песня. Рунд она напомнила волчий клич, когда звери, сбившись в стаи, подходили в жестокие зимы к Горту. И если погасить в комнате все огни и выйти на балкон, в темноте отчетливо различались десятки горящих глаз. Волки были голодны. И мать, пробудившаяся от долгого сна, вероятно, тоже.

Чем же питалось древнее создание, бредущее внутри горы?

– Кто это? – Вопрос вырвался сам собой, и Рунд сразу о нем пожалела.

С минуту никто не решался ей ответить, потом неожиданно раздался голос Петры:

– Сказано же – мать. Страж. Мать и страж.

Яснее Рунд не стало, но выпытывать подробности она не решилась. В конце концов, кем бы та мать ни была, шли они прямо к ней. А значит, скоро Рунд сама обо всем узнает.

О завершении подъема сообщило длинное ругательство, которым поделился Бёв. Взобравшись наверх, он выпрямился во весь рост и ударился о низкий потолок. Пламя затрепетало и едва не погасло – Горик успел выхватить факел из руки Бёва и втолкнуть того в новую дыру.

– А если она сидит прямо здесь? – Рунд выглянула из-за плеча Горика, пытаясь что-нибудь рассмотреть, но безуспешно. Впереди полыхала тьма, и Бёв растворился в ней, как будто его никогда и не существовало.

Петра визгливо рассмеялся, совершенно не таясь.

– Дура ты, пусть боги и выбрали твой рот для своих слов. Я же сказал: она страж. Значит, что-то сторожит. И не двинется с места без надобности. Лучше собери жопу в кулак и иди. Теперь тебе есть чего бояться. – Помолчав, Петра кашлянул и добавил: – Как и всем нам.

Последнее заявление прозвучало так неожиданно, что Рунд, подавшись назад, едва не сверзилась с лестницы. Мушка подхватил ее под руку и коротко улыбнулся. Рунд хотела поблагодарить его, но, подумав, отвернулась. Пусть тигори и не бил ее, но никогда и не вмешивался, когда били другие. Они враги, и не стоит обманываться.

Пришлось ползти – Рунд перебирала коленями, сбитыми о камни, и смачно ругалась. По краям прохода клочьями висела паутина, и мелкие твари горстями посыпались за шиворот, а после засеменили скрюченными лапками под одеждой. Пару раз Рунд саданулась затылком о низкий потолок. Она ничего не видела – даже зад Горика, ползущего впереди. Иногда пальцы натыкались на твердую поверхность, иногда – на отвратительную застаревшую слизь. Ходили сюда, видимо, нечасто – оно и понятно. Рунд прикинула, за какие деньги смогла бы сунуться в эту клоаку по доброй воле. И призналась себе, что такой суммы на свете нет.

Разило гнильем и прелыми тряпками, словно кто-то годами носил их на потных ногах, а после скинул, как вторую кожу.

– Да чтоб тебя!

Впереди раздался шлепок, после – стук, и перед Рунд наконец открылся зев, выводящий наружу из вонючей кишки. Воздух показался сладким и свежим, словно дождь после долгой засухи. Только утеревшись рваным рукавом и отплевавшись, Рунд поняла: она видит свет.

Глаз, привыкший к тьме, разболелся даже от тусклой серости, но Рунд, ошалевшая от радости, проворно поползла вперед. Приблизившись к краю, посмотрела вниз – до пола было не больше человеческого роста, и Горик, неудачно упавший, теперь медленно поднимался на ноги. Бёв встал первым и растерянно замер, вертя головой из стороны в сторону.

Рунд посмотрела наверх, и пальцы ее вцепились в неровный каменный край тоннеля. Зажмурилась, плотно-плотно смежив веко, а после снова его открыла.

Но ничего не изменилось – на нее по-прежнему смотрело ночное небо, усыпанное звездами. Облака тянулись серой бесплотной стаей и цеплялись за острые черные шпили, венчавшие десятки крыш. Со всех сторон квадратную площадь обступали высокие, в несколько этажей, дома. Давно заброшенные, с пустыми черными окнами. А может, в них вообще никто никогда не жил.

– Сердце горы, – сказал Горик.

Из центра площади, искривленная, будто дерево, вырастала огромная безобразная статуя, изображавшая близнецов, деливших одно тело, одну пару ног, но имевших отдельные головы и по две руки на каждого. Скрюченные, с острыми пальцами, они протягивали вперед чаши, прося подаяния. Безглазые лица разевали рты на вытянутых головах.

Выщербленная колдовская луна насмешливо наблюдала за Рунд, раскорячившейся у края лаза и пытавшейся понять, что происходит.

– Это каменный город. Его возвели древние короли, которым боги даровали магию. – Голос Феда донесся из-за спины, и Рунд, вздрогнув, обернулась. – Они царствовали во тьме, лишенные солнца. Давай прыгай. Долго мы тут будем торчать?

Неуклюже приземлившись, Рунд придвинулась ближе к Горику. Тот снова держал Бёва в поводу и хохотал, вскинув бородатую голову к звездам.

– Ну, ведьмы. Знают свое дело, такой праздник нам устроили – загляденье. Что, девка? Страшно?

Но Рунд не боялась. Скверна обитала в горе, гора стала ее прибежищем. Об этом знали все дети в Шегеше, и Данута говорила, что могучая магия закончилась вместе со смертью Наитов – в глазах няньки блестели слезы, словно она продолжала убиваться по мертвым вальравнам.

«Скверна обманчива и коварна. Нередко она принимает облики страшные, но чаще – прекрасные, способные сбить с пути даже истинного тахери. Вот почему вы никогда не должны снимать с груди сульд. Он не только оберег, но и надежный щит в борьбе с черной кровью», – Гатру стучал длинным желтым ногтем по столу, пока дети послушно записывали его слова в свои книги. Такая была у каждого – свою Рунд выбросила тайком от других. Закопала в одном из лесов. Может, именно тогда начались ее несчастья?

– Скрррррывва!

Скрежещущий звук доносился из безобразных статуй, и казалось, что это они сами говорят на каком-то неизвестном языке. Бёв напрягся и отступил подальше, вызвав у Горика новый приступ смеха.

– Так ваш страж – каменная уродина? – Рунд, напротив, шагнула вперед, пытаясь рассмотреть страшные морды в тусклом лунном свете. На колдовское небо набежали облака, скрывая звезды и ночное око от человеческих глаз. – На мать она похожа меньше всего.

– Дурная твоя башка. – Петра достал охотничий тесак и кивнул Мушке. Тот покрепче вцепился в свой ритуальный нож и сделал знак Феду. Вздохнув так, словно его отправили на виселицу, Фед двинулся вдоль правого края площади. – Мать – она мать и есть. А это всего лишь ее дети. Проголодалась, вот и орет. Да где же они, в самом деле. Фед! – Его брат обернулся. – Приведи их скорее. Надолго мы ее не задержим.

– Я постараюсь, – проворчал Фед и махнул рукой.

Но тут же раздался грохот, словно что-то большое и тяжелое упало на камни. Луна