– мужчины и женщины – говорили, что потеряли ребенка, держалась в стороне, меняла тему или вообще забывала. Я задолжала им извинения.

Собирая информацию для книги, читая о том, насколько часто люди не могут зачать или выносить, я была потрясена – они заслуживают признания.

Все подростковые и «двадцатые» мне постоянно угрожали случайной беременностью: школа, врачи, сериал «Домой и в путь». Особенно запомнилась одна саркастичная гинекологическая медсестра. Посреди приема, во время которого я, съеживаясь, молила дать мне «таблетку после бурной ночи», повернулась и сказала: «Достаточно одного сперматозоида, и потом – трах-бах – ты беременна». Трах. Бах. В действительности, как говорит вебсайт Национальной службы здравоохранения Великобритании, «вы наиболее фертильны в течение суток-двух в обе стороны от момента, когда яйцеклетка выходит из яичников»48. Это маленькая штучка, известная нашим друзьям как «овуляция». Можно забеременеть, занимаясь сексом в любой момент в течение недели перед овуляцией, поскольку какой-нибудь особенно неутомимый сперматозоид способен жить в человеческом теле до семи дней. Но ведь это все равно лишь… сколько там, неделя? Десять дней? Меньше двух недель фертильности каждый месяц?

Спуская неиспользованную слизистую, выстилавшую мою утробу, в унитаз, как делала уже столько раз до этого, я думала, что представление о моем теле как об огромной пульсирующей, почти ничем не сдерживаемой, вечно готовой к производству детей машине было фарсом. Я думала обо всех таблетках «после бурной ночи», которые запивала холодным кофе, и об эсэмэс, оставшихся без ответа, возможно, без всякой на то причины. Я думала обо всех гормонах, которые запихивала в опухшее, несчастное тельце тогда, когда, возможно, все равно была не способна забеременеть. Я думала о неловкости, с которой наблюдала, как первый любовник вскрывал презервативы, гадая, не проткнул ли он случайно резинку и не испортит ли мне сдачу экзаменов. Я также думала об одной из близких подруг, доведенной до такой горькой ярости бесконечным потоком отрицательных тестов на беременность, что она начала делать их в местах, в которые точно больше никогда не вернется. О ее захлебывающейся, веселой, ужасной истории о том, как она писала на полоску в женском туалете «Уолтемстоу-Молла» и ждала, в облаке из запахов дерьма и освежителя воздуха, слов «НЕ БЕРЕМЕННА» и грустного смайлика, медленно проявлявшегося на дисплее.

В статье для The Guardian, столь же примечательной своей личной честностью, сколь и описанием жизни женщины-политика, член парламента Стелла Кризи недавно писала: «Во время первого выкидыша, изнемогая от боли и кровотечения, я присоединилась к протесту за экстрадицию мужчины, который изнасиловал и убил одну из моих избирательниц. На следующий день после того, как я узнала, что остановилось сердцебиение еще одного моего ребенка, я провела публичный митинг по поводу организованной преступности. Я запланировала процедуру по извлечению его тела на тот день, когда у меня не было назначено личных встреч с избирателями. Душевно травмированная годами борьбы с бесплодием, я помалкивала об этих событиях и заботилась о том, чтобы они никак не сказывались на моих избирателях»49.

Немногие из нас так же загружены делами и долгом перед обществом, как местный член парламента, но миллионам женщин знаком конфликт между работой и болью. «Нельзя останавливаться, надо надеть какие-нибудь свободные брюки, не опоздать на работу, не показывать никому, что у тебя на душе, только немножко поплакать в туалете в обеденный перерыв. Не позволяй себе сломаться, ты профессионал. Нет сил идти на обед. Не слушай музыку, чтобы не разреветься. Если начнешь плакать, вспомни про рабочий отчет. В сердце горечь, но в ящике входящих полно писем». По сведениям благотворительной организации Tommy’s, одна из четырех беременностей, о которых становится известно, заканчивается выкидышем50. Поэтому велика вероятность, что все мы знакомы с как минимум одной женщиной, которая шла на работу на следующий день после неожиданного кровотечения или трагического 12-недельного скриннинга. Может, мы даже сидели рядом с ней.

«Теперь я снова беременна и дрожу от страха, – рассказала Кризи, – не только за то, что снова ничего не получится, но и потому, что знаю: мое твердое решение разделять личную и профессиональную жизнь стало неосуществимым».

В Бразилии, по словам одной подруги, женщины чаще говорят окружающим о том, что беременны, как бы рано об этом ни узнали. Тогда, если случается выкидыш, друзья приходят к женщине с едой, цветами, публичной демонстрацией сочувствия. Мне кажется невероятно цивилизованным этот подход: считать все беременности – сколь угодно недолгие – важными в этом смысле событиями. И отсутствие обязанности перестрадать эти первые тошнотворные, изнурительные, неуверенные месяцы под пологом секретности дарит какую-то странную свободу. Ибо выкидыши – действительно очень частое явление. Новое исследование эволюционного генетика Уильяма Ричарда Райса из Калифорнийского университета указало, что более половины успешных оплодотворений заканчиваются выкидышами, многие из которых просто случаются слишком рано и поэтому остаются невыявленными51. Так что же с этими беременностями? С теми, которые даже не выходят за пределы менструального цикла? С теми, на которые никогда не реагирует бумажная полоска? С теми, которые выглядят как просто еще один упущенный шанс стать беременной? Они есть то, что моя подруга и бывшая начальница Ребекка Холман называет «эмбрионами, которые не встроились в матрицу». Мы с ней сидели за сэндвичем с моццареллой и исполинских размеров булочкой однажды днем неподалеку от ее офиса. Ребекка рассказывала о своем «потоке», об уникальном, но знакомом мне до мельчайших подробностей курсе, который ее жизнь прокладывала в «годы паники». Туда вошли увольнение по сокращению через две недели после тридцатилетия, жизнь в одной квартире с лучшей подругой, которая только что рассталась со своим давним бойфрендом, слишком много выпивки, слишком много баров и хаотических знакомств. Некоторое время спустя она сошлась с теперешним партнером и начала пытаться зачать ребенка. Что меня поражает, так это отчетливость, с которой она до сих пор помнит подробности каждого месяца, каждых нежеланных месячных после того, как они с партнером начали «трахаться целенаправленно».

– Пару раз я думала, что там был эмбрион, который просто не прикрепился, – объяснила Ребекка, – либо потому что эти менструации приходили позднее, либо были несколько обильнее. Я бы сказала, что за год попыток это случалось, наверное, пять или шесть раз.

Я подумала о собственной печальной сцене в туалете и сочувственно вздохнула.

– Я очень рада, что это случалось именно так, потому что, наверное, выкидыш на шести или восьми неделях дался бы намного тяжелее, – продолжила Ребекка. – Бывали моменты, когда я паниковала и расстраивалась, но потом думала: правильно, попробуем снова. А если не получится, пройдем тесты.

Как и