от пастухов Раджастана, погибших, защищая свои стада, до веттуппатта ватаи, то есть «огорченных духов» музыкального искусства виллу паату штата Тамилнад, – уходил своими корнями в глубокую древность. В чем-то он был похож на поклонение предкам, но если предок в общем случае мог явиться на землю в новом воплощении, то человек, умерший насильственной смертью, такой возможности был лишен – ему суждено было навсегда остаться неугомонным духом без права на новое рождение. Убийство как форма жестокости, с которой они столкнулись, воплощало собой смерть в ее самом грубом, неприглядном виде – вместе с ударом ножа в них будто насильно всаживали силу смерти. Сложившие голову в бою, умершие от болезни, погибшие в результате зловещего несчастного случая или природного катаклизма обретали способность как спасать живых, так и насылать на них беды. Хотя в рамках некоторых индусских традиций принято считать, что верховные боги, такие как Шива, могут разрешать обоготворение или его удостоверять, даруя благо тем, кто родился под несчастливой звездой, покойников обожествляли не они, а живые люди. Умершие возносились на небо в результате бхакти, или актов поклонения, возложением на их могилах даров, воспеванием в гимнах историй их жизни или просто паломничеством к местам их упокоения, чтобы увидеть бога и показаться ему на глаза. Истории их земного существования постепенно забывались, уступая место легендам, скроенным уже по меркам богов.

Покойнику совсем необязательно полагалось быть праведным, добродетельным или высоко ценимым в качестве героя: обоготворение не было результатом моральных оценок. В жизни они нередко были персонажами жестокими, низкими и уж в любом случае далекими от всякой святости, но при этом сами немало страдали. Для почитателей культа каждого из них обожествление представляло собой не возможность воздать им почести, но средство опосредованно завладеть их силой, дабы оказать влияние на личные и коллективные судьбы. Обратить в бога смерть означало превратить наше вселенское поражение в победу. К тому же коллективные ритуалы – когда люди собирались вместе, возводили алтарь, исполняли песни и танцы, – позволяли отыскать в зыбком земном существовании красоту, увидеть в жизни смысл, несмотря на ее жестокость и бессмысленные разрушения, которые после прихода Ост-Индской компании приобрели еще более массовый характер. Топча ботинками землю и сотнями тысяч продвигаясь по всему субконтиненту, англичане просто стали последними, кто самым волшебным образом отправлялся на небеса, испустив дух. И в то, чему было суждено случиться потом, они вкладывали свой собственный смысл.

«Индуизм срочно нуждается в папе римском» (11), – провозглашал Уильям Крук в своей работе «Народная религия и фольклор на севере Индии», опубликованной в 1894 году и разошедшейся огромными тиражами. По мнению этого судейского чиновника, служившего в северо-западных провинциях, индуизм испытывал острейшую необходимость в «признанном, правоверном главе… дабы поддерживать стандарты божеств и святых». Крук собрал множество материалов о новых божествах, в том числе о покойном чиновнике из Музаффарнагара, алкоголике, хлеставшем виски с пивом как при жизни, так и после смерти. Поклонялись даже французу, промышленнику по фамилии Рэмон, построившему в Хайдарабаде оружейный завод, возлагая на его могилу сладости (12). «Хуже всего полное отсутствие официального контроля за правом войти в пантеон богов», – жаловался Крук. Британские божества как минимум всегда отличались «доброжелательной натурой», что, по мнению судьи, невольно «представляло собой изрядную дань иноземному правителю». По убеждению сэра Альфреда Лайолла, апофеоз представлял собой пример классового непостоянства. В «благоразумно либеральном раю… героев и святых причисляли к высшим кругам божеств точно так же, как свет принимал в свои ряды успешных офицеров или миллионеров». Он отмечал, что первостатейный бог мог начать свою карьеру «никому не известным», но стоило ему или его храму пару раз кого-нибудь успешно исцелить (особенно женщин или ценный скот), как его репутация тут же нарастала снежным комом.

Неподалеку от британского военного лагеря в Майрваре можно было увидеть предупреждающий знак о необходимости быть осторожным. Славу тамошним краям принесли опасные бандиты, известные как «мародерствующие Майры», одинаково грабившие как свадебные процессии, так и паломников без гроша в кармане. Их коньком всегда был шантаж: крестьяне, чтобы их не разоряли мерзавцы, были вынуждены от них откупаться. Когда приобрел известность город Беавар, британцы в ужасе отмечали широкое распространение «пагубных обычаев», таких как детоубийство, рабство и привычка сыновей продавать своих овдовевших матерей. Но под руководством полковника Чарльза Диксона (13) майров быстренько приобщили к «честности, прилежанию и усердию», о чем он сам сообщал в своей работе «Очерки о Майрваре: краткий обзор происхождения и обычаев майров; их покорения британскими силами; их приобщения к цивилизации и превращения в работящих крестьян», опубликованной в 1850 году. Диксон рассказал, как сформировал из майров воинское подразделение, дабы направить их «необузданную ярость» в русло воинской дисциплины, а небольшому Беавару придал облик элегантных проспектов Джайпура. Полковник ввел запрет на ряд пагубных обычаев, но сделал это так ненавязчиво, что предводители майр решили, будто эта мысль пришла в голову им самим, а не ему. В своих «Очерках» Диксон писал, что его стараниями в эту гористую область пришла цивилизация, обеспечившая процветание и мир, утверждая, что «племена выступали в пользу британского правления». Приехав после смерти Диксона в Беавар, командующий британскими войсками сэр Уолтер Лоуренс обнаружил, что майры каждый день приходили поклоняться полковнику на кладбище, где тот обрел вечное упокоение. В своей книге «Индия, которой мы служили» сэр Уолтер писал, что Диксон превратил этот «преступный клан» в «прекрасное, живописное племя», поэтому в том, что его вознесли на небеса, нет ничего удивительного. Полковника, казавшегося поистине вездесущим, почитали за прекрасное понимание всех деталей жизни деревни; по слухам, Диксон знал по имени каждого ее жителя и готов был в любой момент выслушать их жалобы, дабы уладить споры и выступить третейским судьей ради торжества справедливости. В самом конце своих мемуаров сэр Уолтер воздавал должное «опаленным солнцем чиновникам» из породы Диксона, «замечательным, добрым людям, презиравшим неумолимое индийское солнце, когда требовалось выполнить долг», которые горстью изюма разлетелись по деревням страны. «Белый человек должен нести бремя под этим безжалостным, железным небом», – заявлял он.

* * *

Именно за счет использования колониальных чиновников, трудившихся иногда богами, но чаще все же людьми, формировалась современная концепция религии. В эру империализма в Европу хлынул поток не только новых богатств, но и документации о духовных практиках народов со всех уголков земного шара. Путевые заметки и записки миссионеров, таких как живший среди шанаров Роберт Колдуэлл, наряду со старинными манускриптами, покупаемыми или просто украденными колонистами, стали источником сведений из первых рук, которые новое поколение европейских ученых середины XIX века анализировало, классифицировало и изучало, уютно устроившись в