Пошел будить Егоршиных – они спали, прижавшись друг к другу,сжавшись в комочек. Дом за ночь выстыл. Просыпались они туго, ежились, дрожалии откровенно постанывали. Мазур безжалостно побрызгал на них холодной водичкой,принесенной в черепке, хладнокровно выслушав Викин визг и ворчание доктора,распорядился:

– Пять минут на оправку. Поедим и выступаем.

– Темно же... – протянул доктор.

– Посветлеет.

– Эх, кофейку бы...

– И какавы с чаем, – хмыкнул Мазур, направляясь квыходу.

Ольга тоже не пылала энтузиазмом, но водяную терапию непришлось применять. Мазур велел вскрыть на завтрак целых две банки и откровеннообъяснил причину неожиданной щедрости:

– Гнать я вас намерен, друзья мои, без передышки часовшесть. Аккурат до обеда. Так что готовьтесь морально. А заодно грибыпостарайтесь на ходу собирать, если попадется хорошее место...

Про белок и змей он им пока сообщать не стал, чтобы не«показали закусь». Когда кончатся скудные яства и начнет подводить брюхо, самопоневоле произведут переоценку ценностей...

Вокруг уже посерело, когда они выходили со двора. Из-задеревьев не удавалось увидеть хотя бы краешек восхода. Узрев Мазура с пучкомстрел и луком, доктор, не скрываясь, хмыкнул. Спросил:

– А это еще что?

– Праща, – сказал Мазур. – Хорошая вещь, еслиумеючи крутить. Ксенофонта не читали?

– Не доводилось. А это кто?

– Был такой военный журналист, – сказал Мазур, – вдревнегреческие времена. Персы у него почти такими же игрушками кучу народаположили. И во времена «Королевы Марго» гугеноты с католиками друг другу лбыпроламывали из пращи за здорово живешь... Ага, не улетела!

Давешняя сова сидела на другой крыше, метрах в пятидесяти.Мазур надел петлю на кисть руки, вложил камешек, захватил другой конец большими указательным пальцами. Покрутил в воздухе над головой. И выпустил свободныйконец.

Сову словно смахнуло со стропил порывом ветра, нелепымкомком она шлепнулась во двор.

– Вот так, – без всякой рисовки сказал Мазур и пошелнадрать перьев.

С выходом пришлось немного задержаться, зато теперь у негобыла дюжина оперенных стрел и кой-какой запас перьев на будущее. А в кармане превратившейсяв безрукавку куртки лежал презерватив с остатками тушенки, залитыми совинойкровью – смеси этой предстояло медленно протухать, чтобы потом порадоватького-то, подвернувшегося под стрелу.

Вообще-то, следовало бы прихватить с собой и сову, чтобыпотом зажарить и слопать, но с совами у Мазура были связаны трагикомическиевоспоминания из армейской юности. Он этих милых пташек терпеть не мог уждвадцать лет...

В полузабытые времена развитого социализма трое бравыхгардемаринов-первокурсников, в том числе и Мазур, были отряжены выполнятьзадание Родины – охранять в глухой тайге поодаль от Архангельска складыбоеприпасов. Склады были могучие и являли собою десятка два огромных бараков,разбросанных на значительной площади и обнесенных колючкой. Вражеские шпионы,равно как и посторонние лица, в окрестностях не шастали из-за крайнейотдаленности «точки» от какой бы то ни было цивилизации – и через неделюгосподам гардемаринам впору озвереть было от лютой скуки.

Ну, выпивали, конечно. Морской человек обеспечит себезапасец даже в такой глуши. Понемногу сосали спиртягу, уже без всякого почтенияпоглядывая в распахнутые двери ближайшего барака, где на стеллажах грудамипокоились всевозможные бризантные штучки – ну какие там печати и секретныезамки? Не атомные бомбы, в самом-то деле...

На восьмой день и приключилось событие, из-за которого Мазурне брал в рот спиртного ровно полтора года.

К костру, где пили морячки, залетела сдуру из тайгиздоровенная сова. Господа гардемарины ее отловили и, сообразив, что предвидитсяразвлечение, стали усиленно напрягать фантазию. Вскоре придумана былазамечательная хохма – со склада добыли динамитную шашку, бикфордов шнур,примотали все это сове к лапе, подпалили шнур и сову отпустили, чтобы летела навсе четыре стороны.

Черт его знает, что там за мысли родились в голове у совы,но в тайгу она не драпанула, а полетела прямехонько в высоченную, распахнутую,двустворчатую дверь барака. И притаилась там где-то под крышей.

Гардемарины протрезвели в какую-то микросекунду. Бикфордовшнур был коротенький. Бежать бессмысленно – когда рванет барак и сдетонируютбоеприпасы и взрывчатка во всех остальных, воронка получится такая, что всеравно в ней останешься, как ни мчись быстрее лани... Точнее, будешь порхать надтайгой в виде пригоршни молекул.

Неизвестно каким чудом, но сову они изловили чуть ли не впоследний миг, чтобы не терять времени, оторвали шашку вместе с лапой.Безвинную птицу решено было зажарить на костре и слопать, что и было исполнено.Они молча сидели вокруг догорающих углей, жевали жесткое пригоревшее мясцо, кспирту никто не притронулся, хотя его было еще полно, а головы были пустые, какколбы электролампочек. Как ни смешно, но именно тогда Мазур как-то рывкомпонял: сколь прекрасна жизнь и сколь легко ее потерять... Как ни странно, унего и мысли не мелькнуло, чтобы уйти из армии. Уже тогда понимал, должно быть:хороший солдат – тот, кто ухитрится умереть как можно позже и при этом ни разуне струсить.

Он долго оглядывался на скалу, напоминавшую застывшую волнус полотен Хокусая. Четверка давно уже шагала сквозь тающий туман, а скала всееще вздымалась на фоне розово-золотого заката, и четко рисовался силуэтневедомого устройства, смахивающего на уэллсовского марсианина. Вполневозможно, в лагере охотников срочно трубили побудку. Вспомнив, как и когдавзлетали шумовые ракеты, Мазур пришел к однозначному выводу: это всегдапроисходило на ровном месте. Значит, он был прав, каким-то инстинктом заставляяспутников то и дело проходить по склонам сопок...

Один раз показалось, что далеко позади раздался собачийбрех. Но как он ни прислушивался, больше лай не повторился.

Минут через сорок подвернулась первая добыча – совсемневысоко на сосне зацокала белка. Мазур сшиб ее со второго камня.

Отойдя на несколько шагов, чтобы не смущать интеллигентныхспутников, быстро отрезал зверьку голову, выпотрошил и ободрал. И сунул вОльгин узелок.

– Это зачем? – наморщила носик Вика. После ночи вдеревне к ней вернулась изрядная толика женственности, и пару раз Мазурперехватывал ее вполне кокетливый взгляд.

– А чтобы съесть, – сказал он прямо. – Зажарим исъедим. Или вы, прелесть моя, решили, что на нынешних наших запасах мы дообитаемых мест доберемся?

– Ужас какой... – пожала она плечами, но все-такипослала ему еще один недвусмысленный взгляд.

Мазур уставился на нее хмуро – видел, как набычился доктор,и не хотел давать лишнего повода для склоки.