Но я не могу сделать это сейчас. Колин прижимается ко мне, не позволяя сдвинуться ни на дюйм.

— Я ничего больше не хочу, кроме того, чтобы ты испытывала меньше боли. Мне не нужно, чтобы ты была счастлива на все сто процентов. Никто никогда не может быть таким. Ты и так живешь с такой сильной болью, которую я никогда не пойму. Но я могу убедиться, что ты не добавляешь к этому ничего лишнего.

Его голос звучит искренне, как будто он действительно имеет в виду то, что говорит. И я ничего не могу с собой поделать, но тоже хочу этого.

Из уст Колина все звучит легко. Благодаря ему жизнь кажется захватывающей. Но я видела и ужасную сторону жизни. Я знаю, что независимо от того, насколько хорошо что-то звучит, всегда есть ужасная сторона. Сторона, на которой не стоит оставаться ради красоты.

Его руки снова на моем лице, обхватывают его, заставляя наши глаза не отрываться друг от друга.

— У меня осталось пять дней. Ты останешься на эти дни со мной.

— Нет.

— Так и есть. Ты останешься со мной и Аароном. Все они уже договорились об этом. Ну, Аарон сказал, что согласится, только если ты останешься в его спальне, а не в моей.

— Они все?

— Прошу прощения? Ты думаешь, я бы решился поселить хорошенькую девушку в своем доме, не спросив у своих соседей по комнате, — которые не являются моими соседями по комнате, — разрешения на это?

Впервые за долгое время, как мне показалось, я хихикаю. Хихикать рядом с Колином — это почти привычка. Ему всегда удается заставить меня улыбнуться. Поэтому, когда я перестала смеяться с тех пор, как мы ступили на эту крышу, я начала скучать по этому.

Когда я начала скучать по смеху?

— Я не буду делить спальню со своим братом.

— Не волнуйся, я его выгнал.

— Что ты сделал?! — спрашиваю я немного громче, чем планировала. Я уверена, что родители Колина услышали это внизу, во внутреннем дворике.

— Да я шучу, — говорит он. — Я сказал ему, что я достаточно взрослый, чтобы моя девушка могла провести ночь в моей постели.

— Я не твоя девушка.

— Но Аарон этого не знает. И теперь все, что нам нужно сделать, это убедиться, что он не узнает.

— Грей знает, — сообщаю я ему. — Держу пари, он это чувствует.

Колин стонет, заставляя меня рассмеяться.

— Он, конечно, может, — следует еще один стон. — Но Грей знает, как держать рот на замке. В любом случае, откуда тебе знать, что Грей «может это почувствовать»?

— Он кажется умным парнем, — я поднимаю плечи, пожимая плечами. У меня никогда по-настоящему не было ни одного разговора с Греем. За исключением того случая в кафетерии два дня назад. — И даже если он не может, я уверена, что Изан знает и сказал ему.

— Кто такой Изан?

— Парень Грея? — Я сдвигаю брови, не желая верить, что Колин не знает об этом. — Он капитан футбольной команды?

Колин поспешно моргает, глядя на меня.

— Не может быть.

— Да, может быть.

— Откуда ты это знаешь?

— Изан сказал мне.

Выражение лица Колина мрачнеет, я не совсем понимаю почему.

— У тебя действительно довольно много друзей для того, кто предположительно ненавидит находиться среди людей.

— Хочешь верь, хочешь нет, но раньше у меня был друг получше, чем Уинтер, — говорю я ему. — Мы с Софией были неразлучны. Хотя, возможно, недостаточно, потому что после того, как она уехала, мы не смогли поддерживать связь.

— Кто такая София?

Между его бровями появляется небольшая складка.

Я улыбаюсь, вспоминая о ней.

— Раньше мы все время катались на коньках вместе. Мы были партнерами. До тех пор, пока нам не исполнилось восемь. После этого ей пришлось уехать, так как ее отцу пришлось переехать из-за работы. Мы пытались оставаться на связи месяц или два, но в возрасте восьми лет у тебя на самом деле не хватает концентрации внимания и не так много возможностей поддерживать связь с кем-то, у кого часовой пояс на 6 часов раньше.

Колин качает головой.

— Мне жаль, что тебе пришлось потерять ее.

— Кроме того, я не испытываю отвращения к общению с людьми, — я пожимаю плечами, предпочитая больше не говорить о Софии. Даже спустя столько времени, когда я говорю о ней, мне хочется плакать. — У меня просто работает эта штука с социальной батареей. Я могу проводить так много времени в обществе других людей только до тех пор, пока у меня не сядет батарейка. А потом мне нужно время, чтобы перезарядиться.

— Что ж, тогда тебе нужно зарядное устройство получше, потому что завтра мы будем тусоваться… И на следующий день. И на следующий день после этого.

— И, по-видимому, следующие пять дней я буду жить с двумя парнями.

— Один из которых — твой брат, — Колин постукивает указательным пальцем по моему носу. — И у меня потрясающие планы. Типа… хочу разозлить его до чертиков.

— Как?

— Легко. Я просто трахну тебя на кухне.

— Нет, — хотя, это могло бы быть захватывающе. — Мы не можем сделать это снова, Колин.

— ¡Colin, deja de ser raro! (прим. пер.: Колин, перестань быть таким странным!) — Голос, так похожий на голос Эйры, только с гораздо более сильным акцентом, кричит из внутреннего дворика под нами.

— Позволь мне поговорить с Лили наедине, спасибо!

Что из этого разговора слышали его родители?

— Ты рассказал им о… — я замолкаю, не желая продолжать на случай, если они меня услышат.

— Нет, — он качает головой, прежде чем лечь на крышу, только подперев голову руками. — Ложись, Лилибаг.

Я должна быть честной. Лежание на крыше никогда не входило в мой список желаний. И это действительно не может быть гигиенично, но я уже сижу здесь почти два часа, так что могу с таким же успехом прилечь.

— Лилибаг? — Говорит он мягко, спокойно. — Ты же знаешь, что никогда не поздно попросить о помощи, верно?

Я делаю глубокий вдох, который говорит о том, что я слишком долго задерживала дыхание.

— Мне не нужна помощь, Колин. Я хочу, чтобы моя боль ушла. Я ничего больше не хочу, кроме как никогда больше не испытывать того, что испытываю сейчас.

— И ты думаешь, совершив самоубийство, ты просто избавишься от этого? — Это относительно глупый вопрос.

— Откуда мне знать. Но это лучше, чем остаться в живых и никогда не обрести покоя, — признаю я.

Его голова поворачивается, теперь он смотрит на меня, а не на небо.

— Объясни мне это.

— Что именно объяснить?

— Как ты