не проштрафилась, но зато с нее высчитано сколько-то за содержание Нины. Подумать только! Нинку, как собачонку, гоняют часами по усадьбе – она состоит в подчинении у Клары и Линды, – то заставляют дорожки в саду скоблить скребками, то полоть либо поливать цветочные клумбы, то чистить курятник или подметать двор, то еще что-то делать на кухне, – и выходит, что она, десятилетняя девчонка, даже не заработала себе на пропитание и Сима должна еще внести какую-то доплату.

Ну и жлобы! У меня просто слов не хватает, видя такое явное надувательство и издевательство. Да и не в деньгах тут вовсе дело! А в справедливости! Честно говоря, эти разнесчастные их марки нам просто и не нужны – все равно на них нигде ничего не купишь. Даже простых катушечных ниток нет в деревенской лавке, и мы как-то купили катушку у Эрны за две марки. Иногда, правда, бывает там мыло – тяжелые четырехугольные зеленовато-серые кусочки с противным, сладковатым запахом, которые совсем не мылятся, лишь царапают кожу. Впечатление такое, что они сделаны из глины и песка. Случается еще, что к фриезеру (это – местный парикмахер, но у него в доме еще что-то наподобие маленького пивного бара – миниатюрный зал с тремя столиками и стульями, аккуратная, украшенная всевозможными яркими бутафорскими бутылками стойка) – так вот, случается иногда, что сюда завозят пиво, и, если поблизости нет вахмана или кого из деревенских нацистов, фриезер охотно продает его и русским, и полякам. А в остальном немецкие деньги почти бесполезны для нас.

Но как раз сегодня наши марки нам пригодились. Эрна, видимо, знала о «получке» и нетерпеливо поджидала нас на своем крылечке. Выражая на лице приветливость, спросила: «Не желаете ли купить у меня?..» Я не поняла незнакомого слова и пожала плечами: «А что это такое?»

– Комм. – Она жестом пригласила войти вслед за ней в кухню, где на табуретке стоял небольшой, полутораведерный или ведерный бочонок. Эрна сдвинула крышку – полузабытый, божественный, пряно-соленый запах поплыл по помещению. В бочонке поблескивала в жирном рассоле уложенная плотными рядами и пересыпанная сверху рыжими крупинками перца, еще какими-то специями, отличнейшая крупная сельдь.

– Мой муж сейчас в Норвегии, – гордо поджав губы, сказала Эрна, – так вот сегодня прислал мне эту посылку. – (О Господи, где только не появятся эти гады – везде рвут и грабят, что только могут!) – Ну так как – хотите купить?..

Я махом взлетела на свое крыльцо, выпалила: «Эрна продает селедку, давайте скорей деньги! Такая жирнющая и, должно быть, вкуснятина!»

– Какую селедку? Откуда? – удивились мама с Симой. – И сколько она просит за нее?

Этого я не знала, только торопила: «Не мешкайте же, давайте скорей деньги!» И Миша меня поддержал: «Ту, май-то, рассусоливают еще! Селедка ведь!.. Пока тут разговоры ведете – она все распродаст…»

Но у Эрны, оказывается, и не было, кроме нас, никаких покупателей. Немцы – народ прижимистый, так запросто своих марок на какую-то селедку не бросают. Мы решили скинуться по три марки, и мама с Симой (мне с Мишкой не доверили такое ответственное дело) пошли к Эрне. Потом все же крикнули меня: эта скупердяйка заломила такую цену, что даже я оторопела. За 15 марок она выложила на расстеленную на столе газету всего пять селедок – по три марки за рыбину!

– Это же грабеж! – возмущенно сказала мама Эрне. – Твой манн ворует там, хапает все вподряд – немен аллес, а ты тут мародерничаешь. Переведи ей!

Но я схитрила – вдруг еще эта мерзавка, услышав дословный перевод, раздумает продать – только сказала ей с укоризной: «Мама, да и все мы считаем, что это – слишком дорого. Прибавьте еще хотя бы две селедки».

– Найн! – решительно уперлась рыжая сквалыга. – Не хотите – не надо. Я другим продам – в деревне охотников до такой селедки много найдется. – С кривой усмешкой, глядя на нас рыжими в рыжих ресницах глазами, Эрна сделала движение выложить рыбу обратно в бочонок.

– Давай, черт-тойфель с тобой! – сказала мама, протягивая немке деньги, и взяла сверток со стола. – Это вы, нищие фрицы, думаете – денкен, что селедка – невесть какое богатство. А у нас-то в России – в Русланде – она каждый день – еден таг – на столе была. И не такую рыбу-фиш – мы еще видели!

Теперь я уже по собственной инициативе все перевела дословно и добавила еще кое-что от себя. Но Эрна вроде бы на этот раз не обиделась – она попросту не слушала. Наскоро вытерев руки о фартук, она все пересчитывала, разглаживала свои марки.

Дома меня вдруг осенило, а что, если мне рассчитаться с Анхен за платье селедкой? Ведь марки она от меня не возьмет – это точно! А от селедки вряд ли откажется (в том, что они не станут покупать ее у Эрны, я была вполне уверена). Я тут же поделилась с мамой этой мыслью – она одобрила и добавила к моим оставшимся пяти маркам еще одну.

Я опять побежала к Эрне.

– Что? Еще? – Физиономия немки выражала крайнее удивление. – Ну, вы, русские, и транжиры! Разве можно так не беречь деньги?! Зато у вас и нет ничего – в вашей России!

На этот раз я не стала вступать с ней в спор, а по-нахальному (не для себя ведь просила!) сунулась вместе с Эрной к бочонку: «Фрау Эрна, пожалуйста, положите вон ту, что посередине и еще вот эту – сбоку». Сунув ей марки, сразу помчалась через дорогу к Гельбу. (Эрна наверняка смотрела мне вслед из окна – задала же я ей задачку!)

Гельб с Генрихом мастерили что-то в сарае, а Гельбиха с Анхен были дома – собирали на стол к ужину.

– Вот вам селедка! – с ходу бухнула я и сунула в руки растерянной Гельбихи промасленный сверток. Они обе почему-то не обрадовались, не заахали от восторга (как я предполагала), а стояли передо мной молча, с неподвижными лицами.

– Пожалуйста, возьмите, – продолжила я упавшим голосом, – она, наверное, очень вкусная… Вы все столько для нас делаете, и нам ведь тоже хочется оказать вам хоть какую-то услугу.

Я совсем растерялась, увидев, что они обе отчего-то расстроились и даже вроде обиделись.

– Вы, пожалуйста, не сердитесь на меня… Честное слово, я не хотела вас огорчить, просто подумала – может, вам будет приятно.

– Нет-нет, что ты! – в один голос воскликнули наконец Гельбиха и Анхен. – За что же обижаться? Большое спасибо вам всем – мы очень благодарны за такой презент. Но…