с толстовцами, собирая и публикуя сектантские материалы, он был не согласен с их выводами. И он, и толстовцы высоко оценивали духоборов как потенциальных союзников, но Бонч-Бруевича особенно интересовал вопрос, каков революционный материал быстро растущей секты баптистов, или штундистов. Бонч-Бруевич открыто ставил этот вопрос в своих сочинениях о сектантах и в издаваемой им газете «Рассвет», предназначенной для сектантов. В этой газете печатались рассказы о контактах социал-демократов со штундистами. В письме Черткову от 1902 г. он прямо объявил, что в исповедании веры баптистов есть революционный пункт, а именно отказ подчиняться правительству, если оно заставит действовать против религиозных убеждений: в этом смысле секта «не только не верноподданна, но прямо-таки революционна, ибо открыто заявляет, что ваши порядки нам не подходящи». Бонч-Бруевич в целом считал баптистов мелкобуржуазным движением, высочайшим политическим чаянием для которых был бы конституционный строй. Но, как он отмечал, выступая на II Съезде РСДРП в 1903 г., «до тех пор, пока в России не будет конституция… баптисты будут, несмотря на все их уверения в верноподданничестве, оппозиционным элементом в стране» [Бонч-Бруевич 1959: 169–170, 344]. Поэтому, хотя он никогда не питал надежд, что баптисты проявят коллективистские и революционные инстинкты в той же степени, что и другие группы, он, несомненно, числил их среди возможных союзников в борьбе с самодержавием.

Нет никакого сомнения, что баптисты оказывались политизированы в силу самой своей религии, как это заметил Бонч-Бруевич. С конца XIX в. и вплоть до 1920-х годов в различных вероисповедных документах неизменно присутствует чаяние общественно-политического строя, который не станет ограничивать публичное выражение самого главного для баптистов – христианской веры. Преследования обострили политическую сознательность евангеликов. Достаточно просмотреть содержание подпольного баптистского журнала «Беседа» за 1895–1896 годы, чтобы увидеть, что во всех статьях идет речь о политике, о судах, о православных миссионерах и в целом о преследованиях. Немногие доступные фрагменты статей из этого журнала демонстрируют восхищение идеями республиканизма или политической системы Англии[124]. Что же касается сотрудничества с революционерами, то в правительственных бумагах нельзя найти свидетельств масштабной оппозиционной активности среди рядовых евангеликов до 1905 г. Социал-демократы, действовавшие в округе Киева в 1880–1905 годах, сообщали о контактах с баптистами, или штундистами, и считали, что их высокая мотивация и стремление к обучению (пусть и Библии) делали их подходящей аудиторией для агитации. Обычно сектанты такого рода не были заинтересованы в чисто политических предметах, но некоторые из них тем не менее одно время участвовали в одном образовательном кружке с социал-демократами, а их община несколько раз помогала забастовщикам [Правдин 1904; Раевский 1904а]; об участии киевских штундистов в мирных стачках см. также [РГБ, ф. 369, к. 352, д. 23, л. 4]. Революционеры и евангелики также пересекались в ссылке и в тюрьме. Стремясь распространить весть о преследованиях, Василий Павлов снабжал Бонч-Бруевича обширными материалами об истории движения в России, находясь в изгнании в румынской Тульче в конце 1890-х годов[125]. В то же время он постоянно повторял, что не разделяет политических взглядов революционера. Он пишет в письме Черткову: «Я, как христианин, против всяких насильственных революций и стою за мирное развитие нашего отечества и всего человечества» [Путинцев 1935: 27][126]. Таким образом, евангелики хорошо знали различные группы революционеров к моменту Революции 1905 г. и были хорошо знакомы с их идеями. Однако эсер Хилков, вероятно, был прав, когда в своей брошюре 1905 г. говорил, что баптисты и пашковцы более заинтересованы в личном спасении и в том, как избежать внимания со стороны государства, чем в реальной подготовке революции [Хилков 1905: 5–8].

В ходе Неволюции 1905–1907 годов и впоследствии некоторые евангелики, кажется, стали обращать больше внимания на политические вопросы, следуя общей тенденции в стране. Так, в декабре 1905 г. баптистская молодежь Баку организовала кружок, собиравшийся дважды в неделю, чтобы читать и обсуждать вопросы религии, философии, политики и общественной жизни [Братский листок (март 1906): 5][127]. В то же самое время баптист Николай Одинцов и евангельский христианин Иван Проханов вместе с братским меннонитом Петером Фризеном основали в Севастополе Союз свободы, истины и миролюбия, в программе которого отвергалось любое насилие и содержался призыв к прогрессивному развитию гражданской жизни, экономики и религии. Согласно Г. С. Лялиной, этот недолго просуществовавший Союз сотрудничал с местными кадетами во время предвыборной кампании в Думу первого созыва [Лялина 1966: 318–322][128]. В Тифлисской общине баптистов, по-видимому, произошел раскол по вопросу о том, следует ли принимать активное участие в революционных волнениях октября 1905 г. [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 32, п. 10, л. 7]. Одесские верующие с гордостью сообщали, что организовывали совместные моления за движение освобождения в течение 1906 г. [Братский листок (декабрь 1906): 7].

Советские исследователи приняли основной тезис Бонч-Бруевича о том, что баптисты представляли собой демократическое крыло развивающейся русской буржуазии, предполагая, что баптистов полностью удовлетворял полуконституционный строй, сложившийся после 1905 г. [Клибанов 1965: 268–269; Митрохин 1974:7]. На самом деле, конечно, Революция 1905 г. не обеспечила русским евангеликам тех условий, на которые они рассчитывали для успешного осуществления своей работы. Несомненно, вожаки баптистов и евангельских христиан прилагали особые усилия в 1905–1917 годах, чтобы их общины выглядели безобидными перед лицом подозрительной самодержавной власти. Но несмотря даже на это, их деятельность и их публикации выдают определенные политические тенденции, которые полностью раскроются только при последующей революции. Главными из этих тенденций являлись интерес к социалистическим партиям и идеям социализма, неприятие политики, основанной на теории классов, неприятие насилия как средства политической борьбы, а также сомнения по поводу правомерности для христиан вообще пытаться решать судьбу «мира сего». Евангелическое движение несомненно дышало политической атмосферой своего времени, а в среде евангеликов получили широкой распространение теории о связи сектантства и политическими преобразованиями.

Существовало достаточное число людей, увлекавшихся революционными идеями и даже принадлежавших к социалистическим партиям до того, как присоединиться к баптистам. Трудно понять, была ли ссылка Даниила Тимошенко и его сына Михаила из Бежицы Орловской губернии за нелегальную политическую деятельность следствием их собственных инициатив или того обстоятельства, что два брата Михаила были анархистами. Хотя в этом можно было усмотреть паранойю властей, тем не менее, подавая заявление в библейскую школу в 1924 г., Фома Коновалов написал, что его отец-баптист находился в заключении с 1913 г. до амнистии в 1917 г. «за политическое явное направление, которое он смешал вместе Христовой идеей» [ГА РФ, ф. 102 (ДП/ОО), оп. 1913, д. 85]; об обвинениях см. [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2105, л. 115; д. 2127, л. 12 об. – 13; ф. 821, оп. 133, д. 342, л.