благословение Божие на вас и ваш дальнейший и священный труд закрепления свободы воскресшей России к скорейшему устроению свободной народной жизни и ограждения ее не только от внутренних врагов, но и от внешних. Господь да будет с вами [РГИА, ф. 1278, оп. 5, д. 1328, л. 45, 24; телеграммы баптистов и евангельских христиан нал. 19–68][130].

Как Иисус преодолел страх в Гефсиманском саду накануне распятия, так и Россия мучалась от агонии самодержавия, но, как Христос, была воскрешена в свободе. Теперь баптисты по всей стране готовы были предложить себя своему народу как активных соратников в деле построения новой России.

Евангеликов не обошла «внезапная мания устраивать политические собрания», охватившая страну [Figes 1996: 368]. В Москве прошло несколько больших публичных акций на Пасхальной неделе (в начале апреля), где баптисты проповедовали христианство языком демократической революции. В основном они собирались в «народных домах» по всему городу; их мероприятия посетило от трехсот до пятисот человек. 3 апреля баптисты оказались в злосчастном для них Политехническом музее, где тысяча человек заплатили за билеты, чтобы послушать лекции Василия Павлова об отделении Церкви от государства, его сына Павла, московского пресвитера, о политических требованиях баптистов и Михаила Тимошенко, прежнего помощника Павлова в Одессе, только что вернувшегося из сибирской ссылке, о принципах баптистов. Собранные деньги пошли на помощь пострадавшим за свои религиозные или политические убеждения [Павлов 1917: 46].

Если в официальных обращениях общин объявлялось о готовности строить новую демократическую Россию, то отдельные верующие на деле показывали, что для них наступила новая эра, когда они будут активно участвовать в жизни общества. Сохранились сведения, что община в Бердичеве, празднуя Пятидесятницу, организовала в городе парад с гимнами и транспарантами, гласившими «Теперь мы свободно проповедуем Христа распятого» и «Да здравствует свобода!» [Г-н 1918: 36] В Москве Павловыми и Тимошенко был возрожден журнал «Слово истины», который Тимошенко издавал в Одессе в 1913–1914 годах. В первом редакторском материале говорилось: «Наша жизнь веры должна проявиться в общении с окружающими. Наше христианство не должно быть чем-то отвлеченным, недействительным, а именно – практичным, реальным, определенным, согласованным с делом» [К моменту 1917][131]. И действительно, в новом журнале появились пространные статьи о текущих проблемах, от социализма до пацифизма, наряду с репортажами о местных инициативах, религиозной поэзией и художественной прозой. Евангельские христиане тоже приветствовали революцию, открывшую им пространство для практических действий. В письме от Совета Союза евангельских христиан съезду баптистов, спешно созванному в апреле во Владикавказе, говорилось: «Над Россией загорелась заря свободы. Перед нами открылась дверь к великому труду по духовному обновлению страны». Евангельские христиане тоже планировали провести съезд в Петрограде в мае, чтобы восстановить всю полноту деятельности Союза в соответствии с теми возможностями, которые теперь открылись, участвуя в строительстве государства, но главным образом созидая церковь Христову на земле [Отчет 4-го Всероссийского съезда 1917: 3, 50–53]. Для многих евангеликов это было непредставимо без активного участия в светской политике. Иванов писал, что бакинские баптисты выбрали представителя в городской исполком; в других местах верующие тоже активно включались в работу собраний, комитетов и советов, возникших после падения самодержавия [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 69, л. 198]; о евангельском христианине, который был членом Ревельского рабочего совета см. [ГМИР, ф. 13, оп. 1, д. 196, л. 5; Христианство и политические партии 1917: 185].

Не только баптисты говорили о Февральской революции религиозным языком. Недавние исследования риторики и дискурсивных практик того времени показывают, что религиозное чувство, связанное с революцией, было широко распространено во время этого общенационального подъема. Многие сельские сходы праздновали отречение царя крестными ходами и молебнами за новое правительство [Figes 1996: 347]. Крестьянские общины совсем так же, как евангелики, слали Временному правительству и Петроградскому совету телеграммы, в которых «старый режим рисовался греховным и растленным, а революционеры превозносились как «борцы за свободу», которым приписывались мессианские черты. Религиозные чаяния и идеалы без труда проецировались на новое правительство» [Figes 1997:339].

Удивительно, насколько распространенным в народных реакциях на политическую революцию оказалось сравнение ее с Пасхой. Подобно балашовскому пресвитеру, отправившему телеграмму в Думу, многие изображали и истолковывали революционное обновление России как ее воскресение [Kolonitskii 1994:193]. Существуют воспоминания, что после революции, еще до Пасхи, люди на улице приветствовали друг друга словами «Христос воскресе», иногда изменяя приветствие на «Россия воскресе!» [Figes 1996: 352] Баптисты в «Слове истины» уподобляли Россию Лазарю, которого Иисус воскресил из мертвых; Проханов с кружком евангельских христиан основали политическую партию христианских демократов «Воскресение», чтобы религиозные диссиденты получили свой голос среди какофонии, воцарившейся на политической арене [К моменту 1917; Отчет 4-го Всероссийского съезда 1917: 90; Путинцев 1935: 158]. Февральская революция произошла в Великий пост, а Пасха наступила спустя месяц после падения монархии; политическая трансформация оказалась прочно ассоциирована с религиозным праздником. Молодой евангельский христианин Александр Добрынин, в 1931 г. с ностальгией оборачиваясь на прошедшее, вспоминал:

Дважды в жизни своей я испытывал высочайшую духовную радость, которую мне никогда не забыть. Впервые это было в 1908 г., когда я обратился, а во второй раз – в 1917 г., в это прекрасное пасхальное время, когда Россия обрела свободу. Мы были опьянены свободой после преследований, которые нам выпало пережить прежде, особенно в последний год войны. С нас словно упали оковы [Dobrinin 1931: 17].

Пасха, личное обращение, национальное освобождение – все это сплелось воедино для Добрынина и для очень многих в начале 1917 г.

Наряду с образом воскресения, другие темы и мотивы будут постоянно возникать в прессе евангеликов и в их проповедях на протяжении 1917 г. – впервые они прозвучали еще в поздравительных телеграммах Временному правительству. Гражданство, спасение, революция, лозунг «свобода, равенство, братство» – все это было для баптистов средством завершить социальную трансформацию через религиозную реформацию. Иными словами, они чаяли революции духа.

Эта тема красной нитью проходила через лекцию пресвитера московских баптистов Павла Павлова в Политехническом музея 3 апреля. «Христос самый страшный революционер, – провозглашал он, – ибо Он произвел и ныне производит самую страшную революцию, революцию духа». Хотя эта революция совершалась безо всякого насилия, она имела власть сокрушать любые земные власти и побеждать любую несправедливость. «Христос не имел ни оружия, ни войска, – продолжал Павлов, – когда Он стоял пред представителем могущественнейшего в мире государства – Пилатом, и все-таки царство это вскоре зашаталось и упало, когда начала совершаться эта революция духа, жаждавшего обновления человечества, стенавшего под римским игом». Далее он сокрушался, что после девятнадцати веков институционализированной религии повсеместно распространилось поддельное христианство, а первоначальный революционный порыв затух. Поэтому нет