скелет. Сейчас его не видно, и почему-то от этого мне еще неуютнее.

– Нет, – торжественно заверяет Танатос.

Наверное, я должна сказать спасибо хотя бы за то, что Смерть не стал поднимать бывших владельцев. Такого сюрприза я бы точно не выдержала, это было бы чересчур.

Всадник кладет руку мне на спину – его касания продолжают творить со мной что-то странное – и, подтолкнув, предлагает пройти в дом.

При виде бархатной мебели и девственно-белых занавесок мне хочется плакать. Полы в холле, видимо, из ореха насыщенного цвета жженого сахара и натерты до блеска. Стены покрыты обоями с ручной росписью, на свету они просто светятся. Здесь же стоит витринный шкаф с фарфоровым обеденным сервизом. Это совершенно другой мир, ничего похожего я не видела со времен апокалипсиса.

– Как ты понял, что скелет – женщина? – интересуюсь я, пока мы идем по коридору.

– М-м-м? – рассеянно мычит Смерть.

– Тот скелет у входа – ты поправил меня, сказал, что он женский. Откуда ты знаешь, что он когда-то был женщиной?

– Кисмет, я знаю многое, – смотрит он на меня сверху вниз.

А меня вдруг охватывает нестерпимое желание тоже узнать все.

– Это не ответ, – настаиваю я.

Танатос дарит мне один из своих мучительно долгих взглядов. Я к этому уже привыкаю. То есть я никогда, видимо, не буду чувствовать себя в своей тарелке под этими постоянными изучающими взорами всадника, но отчасти из них состоит наше общение – он глядит на меня гораздо дольше, чем это предусмотрено любыми социальными нормами.

– Ты видишь кости и ничего больше, – наконец нарушает он молчание. – Я же вижу остатки жизни, той души, которая была в них.

Смерть ведет меня в одну из комнат, хотя я все еще сосредоточена на нем и нашем разговоре.

– Значит, ты можешь видеть мир глазами умирающих и мертвых и еще можешь видеть человека, чей труп контролируешь? – уточняю я.

Ну и таланты у него… вот каков сокровенный, пугающий аспект его силы.

– Ты говоришь об этом как о двух разных вещах, – откликается Смерть, – но они неразрывны.

– Если все так, как ты говоришь, почему ты не смог узнать людей получше? – не отстаю я.

Подумать только, в первый раз, когда он взял меня в плен, мысль о том, что мне нужны еда, питье и место для отдыха, стали для него настоящим откровением.

Танатос кажется смущенным.

– Даже не знаю, что я должен на это ответить. По-моему, видеть что-то не означает понимать или чувствовать это.

Я отворачиваюсь, всего на секунду, но то, что нас окружает, привлекает мое внимание. Конечно, мне интересен разговор, который я сама же и завела, но… то, куда привел меня Смерть, – язык не поворачивается назвать это спальней. Слишком уж она грандиозна, даже неловко. Люстра над нами из граненого хрусталя, пол покрыт пушистым ковром, явно привезенным из дальних стран. В нишах поблескивают позолотой многочисленные вазы, на окнах тяжелые шторы, а на кровати покрывало из похожей ткани. Вся комната отделана в темно-красных и золотых тонах, и эта пышность столь же впечатляюща, сколь и обезличена.

Никогда мне не доводилось бывать в таких роскошных жилищах.

– Это твоя спальня, – сообщает Смерть. Обведя взглядом покои – иначе и не скажешь, – он снова смотрит на меня. – Тебе здесь нравится?

– А это важно?

Да, написано у него на лице.

Потрясающе, что этому могущественному, почти всесильному созданию может быть настолько важно знать мое мнение.

– Я никогда не спала в комнатах, как эта, – признаюсь я.

Он хмурится, и мне приходится внести ясность.

– Не приходилось ночевать в таких красивых и шикарных домах.

Он заметно расслабляется.

Тогда я, отойдя от него, начинаю бродить по комнате. Постоянное присутствие всадника немного нервирует, да и от великолепия этой комнаты тоже не по себе. Я кожей чувствую покрывающую меня грязь и пыль, так что, будь эта спальня разумной, ручаюсь, она брезгливо поморщила бы нос.

Крадучись подхожу к шкафу и приоткрываю дверцу, гадая, что2 могу там увидеть. Пространство заполнено женской одеждой, что-то аккуратно сложено на полках, а что-то висит на вешалках. Размеры самые разные, но нарядов такое множество, что, кажется, вопрос размера отпадает сам собой.

– Все это твое, – тихо говорит Смерть.

Стоп, что?

Я разворачиваюсь, делаю большие глаза.

– В каком смысле мое?

Танатос наклоняет голову, глядя на меня со странной смесью застенчивости и лукавства.

– Это вещи, которые, как я подумал, могут тебе понравиться.

Одежда, которая, как он подумал…

– То есть это не одежда бывшей хозяйки?

Танатос кивает.

Если это не тряпки бывшей владелицы дома, значит… он забрал их откуда-то еще и притащил сюда.

Сдвинув брови, я изучаю всадника. Вид у Смерти немного настороженный, однако он не выглядит смущенным и не смотрит на меня как собственник. Словом, ничего такого, что указывало бы, зачем он сделал такую дикость – набил одеждой целый шкаф для своей будущей пленницы или добычи.

Но внезапно я понимаю, в чем суть.

Он пытается проявить заботу обо мне как хороший, любящий друг. Первую его попытку я тогда высмеяла, вот он и подыскал теперь лучший дом и наполнил его лучшими вещами.

Не смей растрогаться по этому поводу, Лазария. Не вздумай.

Но, несмотря на призыв разума, я все же смягчаюсь и оттаиваю – чуть-чуть.

– Ты ведь понимаешь, что у людей все это делается не так? – осторожно интересуюсь я.

– Я не человек, – следует ответ.

Я отворачиваюсь, скольжу глазами по кровати, по стене. Винно-красное покрывало наводит на мысли о безудержном сексе, и у меня опять учащенно бьется сердце.

– Я буду спать здесь? – уточняю я.

– Если захочешь. – От этих слов Танатоса мое тело вновь просыпается. Он-то, видимо, вспомнил, как я отказалась спать в доме, который он выбрал для меня в прошлый раз, а мне живо представляется вес его тела поверх моего и то задание, которое я обещала выполнить.

Что, если… Что, если я подойду к нему прямо сейчас и поцелую, как уже один раз сделала? Что, если он ответит на мой поцелуй? Что, если я затащу его в эту постель, и стяну с него одежду, и прильну к его смертоносному телу?

Думаю, он бы от такого не отказался. Я уверена, что и мне бы понравилось, – да, я могу ненавидеть себя за это, но все равно уверена.

И хотя сердце в груди колотится и я в панике от мысли о том, чтобы сделать первый шаг, но… что за дикость, ведь я могла раз за разом наносить ему раны, однако прихожу