не могу с этим поделать, не могу я устоять перед таким невероятным красавчиком.

Но дело не только в красоте. Я возвращаюсь к его мудрым глазам, хранящим множество тайн. И чем дольше я в них смотрю, тем глубже, кажется, проваливаюсь в их глубины. А чем дольше он смотрит на меня, тем более обжигающим становится его взгляд. Черт, мой пульс уже зашкаливает, а этот бескрайний обеденный зал внезапно кажется слишком тесным.

Не отрывая от всадника глаз, я откидываюсь на спинку стула и вздыхаю. Надеюсь, что это прозвучит как признак скуки, но на деле вздох получается томным и полным желания, черт бы его побрал.

Танатос моргает и отрывает от меня взгляд.

– Что? – спрашивает он.

– Просто я только сейчас поняла, что мне предстоит лучше узнать тебя, – объясняю.

Он недоуменно поднимает брови.

– А тебе неизбежно придется ближе познакомиться со мной, – договариваю я.

Глаза Смерти все так же полыхают, хотя лицо остается непроницаемым.

Я продолжаю:

– Я хочу узнать все твои привычки…

– У меня нет привычек, – перебивает он.

– Есть у тебя привычки, есть. У меня целая карта исчеркана этими твоими привычками.

Он мрачнеет. Не будь я уверена в обратном, подумала бы, что Танатосу не нравится намек на то, что ему не чужды человеческие черты. Бедный дурачок, его ждет еще немало неприятных открытий, особенно когда он осознает, что все эти игры в пленников-заложников – одна из излюбленных человеческих развлекух.

– И еще, тебе, – не останавливаюсь я, – предстоит много узнать обо всех моих раздражающих склонностях и привычках. И мы будем доводить друг друга до безумия.

Он складывает пальцы домиком.

– Ты и в самом деле считаешь, что после того как я разыскивал тебя так долго, меня способны испугать какие-то «склонности и привычки»? Я доходил до безумия, пока искал тебя. Сомневаюсь, что буду раздражаться, наслаждаясь твоей близостью.

Как же я хочу заставить его пожалеть об этих словах, но в то же самое время они выбивают меня из колеи, заставляя тихо ахнуть.

– Все равно, – упорствую я, – мы так ужасно вели себя друг с другом… а теперь будем жить вместе. Поэтому, – я делаю паузу, – нам нужно озвучить все наши претензии.

– Претензии? – озадаченно повторяет он.

– Ты расскажешь мне обо всем, что тебя бесит во мне, – с готовностью разъясняю я, – а я – что бесит меня в тебе.

Он сдвигает брови.

– Это бессмысленно, Лазария. Меня в тебе ничто не бесит.

Теперь брови поднимаю я.

– Да ладно. – Зовите меня скептиком, но я в это не поверю.

Смерть внимательно всматривается в меня.

– Это твоя игра, Лазария. Доигрывай, и покончим с этим.

Я вперяю в него осуждающий взгляд.

– Меня бесит само твое существование.

Эти слова мне хотелось бросить ему в лицо с первой нашей встречи.

Танатос сверкает глазами.

– Ты сама не понимаешь, что говоришь. Без смерти нет жизни, – пылко возражает он. – Так что если ты не предпочитаешь быть камнем или другим неодушевленным предметом, думаю, без меня тебе не обойтись.

После этой его реплики между нами надолго повисает молчание.

– Твоя очередь, – напоминаю.

Он недовольно хмыкает.

– Ты меня не раздражаешь.

– А я уверена, что раздражаю.

– В отличие от тебя, кисмет, я говорю правду. – Теперь его голос звучит устало.

Через минуту я снова начинаю:

– Все равно твоя очередь.

Он тяжело вздыхает.

– Хорошо, Лазария. Мне не нравится, когда ты ранишь или убиваешь меня.

Я поднимаю свой бокал с вином и делаю долгий глоток. Не могу понять, порадовали меня эти слова или задели. И то и другое, я думаю.

Ставлю бокал перед собой на стол.

– Прости меня.

Смерть не отвечает, хотя я чувствую его замешательство.

– За то, что делала с тобой все это, – уточняю я.

Поглядев на меня испытующе, он вздыхает. Потом спрашивает:

– За что еще ты меня ненавидишь?

– За то, что ты отнял у меня всю мою семью. И хотел отнять моего сына…

– Он жив.

Да, но он больше не со мной.

– За то, что ты убил столько людей и мне пришлось все это видеть. Меня бесит, что я чувствовала, что обязана остановить тебя. И что ради того, чтобы тебя остановить, я была вынуждена грабить трупы, и уговаривать скептиков, и идти на мучения, и позволять убивать себя снова и снова. Я ненавижу тебя за то, что моя жизнь превратилась в нескончаемую череду самопожертвований.

– Что еще? – спрашивает всадник.

Я вновь поднимаю бокал, освежая в памяти длиннющий список.

– Меня выводит из себя то, что ты странно добрый, – признаюсь я, – и что ты не получаешь удовольствия от своей работы. Из-за этого ты выглядишь таким благородным, что я ненавижу тебя еще сильнее.

Возможно, мне только кажется, но я могу поклясться, что лицо Танатоса смягчается, когда он слышит это признание.

– Что-нибудь еще? – спрашивает он.

Я подношу бокал к губам, делаю еще глоток драгоценного вина.

– Меня бесит, что ты такой красивый, – и добавляю больше для себя, чем для него: – Из-за этого у меня мысли разбегаются.

Я выдыхаю, чувствуя странное облегчение.

А в глазах всадника опять загорается пламя.

Соблазни Смерть.

– Меня бесит, что я так привязан к тебе, – признается он.

Теперь я опускаю бокал.

Видя, что я поражена, Танатос продолжает:

– Но едва ли это сюрприз для тебя.

Для меня всегда сюрприз то, что этот… этот… этот чудовищный ангел интересуется мной, девчонкой, ничем не примечательной провинциалкой.

– Лучше бы я ушел, не встретив тебя, – продолжает Танатос. – Тогда бы я мало о чем думал, кроме путешествий и уничтожения. Не тратил бы время на размышления о цвете твоих глаз или о том, какой свирепый вид у тебя бывает, когда ты на что-то решишься. Никогда не вспоминал бы, как ты двигаешься во время боя.

Я сглатываю, понимая, что сейчас у меня взгляд дикого зверька, понявшего, что он попал в капкан.

Оторвав взгляд от всадника, я вспоминаю о тарелке. Только этот мужчина мог заставить меня забыть о том, что я умираю с голоду, сидя на пиру.

Прикончив вино, я хватаюсь за вилку и пробую пасту. В первый момент лапша и соус вызывают отвращение, потому что я могу думать лишь о мертвяке, который их приготовил, но потом аромат и вкус берут свое, и я осознаю, что это очень вкусно. Делаю глоток, еще один, а потом мне уже все равно, кто это готовил, и я с жадностью набрасываюсь на еду.

Чувствую на себе взгляд Смерти. Да, выгляжу я сейчас кошмарно, но мне на это абсолютно плевать.

В какой-то