* * *

Имоджен провела на пляже весь день до вечера, а к тому времени, как вернулась домой, уже совершенно убедила себя, что звонок Шоне – это хорошая идея. И все-таки, сев у окна за свой столик с телефоном в руке, она чувствовала, как сердце у нее в груди бешено колотится, а во рту пересохло так, что ей то и дело приходилось отпивать из маленькой бутылочки, которую она поставила перед собой.

– Через минуту, – пробормотала она себе под нос. – Все по порядку…

Она открыла почту на телефоне. Среди множества писем с рекламных сайтов было два личных. Имоджен почувствовала, как желудок подпрыгнул у нее внутри до самого горла, когда прочитала адрес отправителя первого письма – Винс. Он писал, что хочет только понять, что между ними пошло не так.

Она перечитала письмо несколько раз, отметив, как сильно его тон отличается от предыдущих. Может быть, он действительно начал понимать, что именно она чувствовала. Может быть, смог понять, почему она сделала то, что сделала. Может быть, начал понимать, что именно его поведение заставило ее пойти на такой шаг. Хочет ли он все исправить? Если она вернется и поговорит с ним, сможет ли это что-то изменить? Могут ли их отношения стать такими, как в самом начале, когда он любил ее и хотел ей только добра? Ведь как ни крути, а он хороший человек, когда узнаешь его получше…

Имоджен закрыла глаза. Она не знала, хороший ли он человек. Она больше не могла быть объективной. Но для нее он точно не был хорошим, это она после пяти лет совместной жизни знала наверняка. И поэтому не могла, не имела права позволить себе думать иначе, потому что все это случалось уже столько раз! Она была несчастна, он говорил что-то, что заставляло ее думать, будто все произошедшее – ее вина, и следующим шагом были уже ее извинения, и попытки загладить свою несуществующую вину, и мучительные выяснения, как же она могла так ошибаться. А ведь она всегда хотела только как лучше…

Но у нее никогда не получалось.

Открыв глаза, Имоджен прочитала второе письмо.

Имоджен несколько раз перечитала письмо, а потом нервно забегала по квартире. Ее нисколько не удивило, что Винс нашел Чейни на «Фейсбуке». Именно поэтому она ничего не сказала ни сестре, ни Кевину, когда убегала. Она знала, что нельзя оставлять никаких телефонов или адресов. И их там не было, потому что Винс практически приказал ей прекратить общение с ними после свадьбы Чейни. И хотя свадьба открыла ей глаза на то, что она несчастна с Винсом, все-таки тогда она еще не имела сил, чтобы ему сопротивляться. В каком-то смысле ей было проще не общаться со своей приемной семьей. Не разговаривать с ними значило не говорить о Винсе. И ей не приходилось выслушивать суждения в его адрес и искать ему оправдания.

Имоджен снова посмотрела на письмо. Чейни говорит, что он пытается выяснить, где она раньше жила. Но непонятно, как он может это сделать. Если Чейни ему ничего не сказала, если не скажут Кевин и Берти, у него просто нет возможности докопаться до этой информации. И все-таки, даже понимая, что никто из них, скорее всего, ему ничего не скажет, Имоджен вдруг начала нервничать, как будто Винс уже был совсем рядом. И это ощущение повергло ее в панику и отчаяние. А что, если ей никогда не удастся от него отделаться? Что, если он заявится в Ондо и заставит ее вернуться домой, к нему? Другим легко говорить, что он не может ее принудить, но они просто не знают Винса. Он всегда умел ею управлять и так злился на нее… Ее жизнь станет совершенно ничтожной.

Нет, это будет ужасно. Имоджен начало трясти. Она вдруг поняла, что плачет, потому что независимо от своей воли снова чувствует себя совершенно безнадежной. Она как будто слышала голос Винса, который произносил эти слова.

Она не позвонила Шоне. Не смогла. Имоджен снова боялась.

Самостоятельные поиски пропавшей Имоджен представляли из себя проблему, думал Винс, потому что не было толковых зацепок. Он знал, что его жена исчезла в Париже, и больше ничего. Он понятия не имел, куда она могла направиться из отеля, и боялся, что проследить ее перемещения будет нелегко. Взять и сбежать в Париже – это было умно, приходилось признать. Конечно, если он приедет в Париж с ее фотографией и начнет показывать ее в отеле, кто-то – консьерж, администратор, дежурный менеджер – ее узнает и вспомнит. Может быть, кто-то даже припомнит, куда она планировала дальше ехать. Но даже если так, как далеко это поможет ему продвинуться? Нужно было что-то существенное, с чего можно начать.

Винс был абсолютно уверен, что найдет зацепку. Он был топ-продавцом в своей компании, в его обязанности входило находить и убеждать людей, что им необходимо с ним увидеться и выслушать его, и он умел выжать из любого любую информацию. Да, задача перед ним стояла очень трудная, огромная. Но Имоджен недооценила его, если решила, что он не справится.

Каждый вечер, приходя домой с работы, он шел в кладовку, и там просматривал старые бумаги, документы, счета и приглашения, которые могли бы дать хоть какую-нибудь зацепку. Парадоксальным образом его любовь к порядку в данном случае сыграла с ним дурную шутку – он ведь сам всегда требовал, чтобы любые бумаги хранились в доме не больше пары лет. Он был уже почти готов бросить это занятие как безнадежное, как вдруг наткнулся на старую фотографию, запрятанную среди счетов за электричество. На снимке были маленькая девочка и женщина, которую он не знал, а на обратной стороне написано: «Имоджен и мадам Фурнье на пляже».

Винс никогда не слышал о мадам Фурнье, но это было хоть что-то – имя реального человека, с которого он мог начать. Фотографию, на которой синело море и еще более синим отливало небо, должно быть, сделали, когда Имоджен жила в Провансе. Винс был совершенно уверен, что именно туда она теперь и поехала. Люди всегда возвращаются в места, которые им знакомы. Так устроена человеческая природа.