– Ты просто скажи, как смотришь на такое предложение впринципе. Готова принять или нет.

– А стулья – против денег?

– Против денег. Ну?

– А ты не ввязался во что-то такое, из-за которогопотом будут мочить не только всех родных-знакомых, но и тех, кто с тобойслучайно на улице парой слов перекинулся? Когда речь идет о таких деньгах, ждитрупов…

– Дашенька! – он не смеялся, прямо-таки ржал отудовольствия. – Можешь не поверить, но дело абсолютно честное. Совершенно,стопроцентно честное… – и расхохотался заливисто, открыто, как, поуверениям биографов, смеялся юный Ильич, засовывая украдкой шутиху в штаныоппоненту-меньшевику. – Конечно, есть свои нюансы, но это настолькоотносительно… – словно бы невзначай положил руку ей на коленку, продолжаяхохотать. – Нет, настолько все чисто…

Трудно сказать, чего было больше – профессионального илиженского любопытства. Не обращая внимания на его тяжелую пятерню, Даша выбраланаиболее верную тактику, глянула ему в глаза и многозначительно улыбнулась:

– Вот увижу сокровища Али-бабы – будет видно…

А про себя подумала, что постарается внести некоторуюясность, не покидая этой уютной хоромины. Еще несколько бокалов, потом, хрен сним, позволить расстегнуть на себе пару пуговок, запустить рученьки туда-сюда –смотришь, и рассиропится настолько, что… Нет, всего он не расскажет, дуракуясно, не настолько уж потерял голову, но крохотный лучик света… Не пионерка, всамом-то деле, не убудет от пары минут лапанья – в конце концов, не одниммужикам использовать в работе энти методы…

– Ты куда смотришь?

– На стол, – сказала Даша буднично. – Я,между прочим, жрать хочу, как крокодил. Если уж пошли столь откровенные беседы,можно, я думаю, плюнув на жеманство, и поесть…

– Да бога ради! – он с готовностью взмыл наноги. – Свистнуть Виолетту на предмет чего-то существенного?

– А это мысль, – сказала Даша.

И вскочила, едва за ним захлопнулась дверь. Бросилась ккамину. По дороге ее обдал яркий свет фар проезжавшей за окном машины, вполутемной каминной она ощутила себя на секунду попавшим под луч прожекторасамолетом… тьфу, что лезет в голову!

За окном повизгивали тормоза, хлопали дверцы, слышался смехи бодрые вопли – еще кто-то прибыл в чудо-городок вовсю наслаждаться жизнью.Даша сначала присмотрелась, примерилась. Потрогала. Убедившись, что аляповатопозолоченные фигурки присобачены прочно и ничто не рухнет с грохотом, обеимируками приподняла часы, весившие, казалось, не меньше пуда.

Под часами лежал квадратный конверт из сероватой бумаги, нетоненький, но и не толстый.

На миг она форменным образом остолбенела от удивления. Какпевала Маргарита Монро – и наши сказки стали былью… Выходило, что чудесавсе-таки случаются. Ниночка Евдокимова нисколечко не соврала, под часами и всамом деле лежала некая захоронка – а следовательно, логично было бысделать вывод, что и другая половина Ниночкиного рассказа верна, что в этомконверте лежит утаенное Маргаритой нечто, из-за которого ее и убили. Как вкино, честное слово – камин, коньяк «Хеннесси» на столе, роковой конверт.

– Нет, ну ни хрена себе… – тихонечко прошепталаДаша под нос от переполнявшего ее избытка самых разнообразных чувств.

И быстренько опустила часы на прежнее место, вновь прикрывподставкой конверт, тщательно проследив, чтобы подставка и на миллиметр неизменила прежнего положения.

Во всей своей неприглядной наготе встал практический вопрос:куда конверт спрятать, если возьмешь прямо сейчас? Получалось, что и некуда.Единственный карман на платье, чисто декоративный, меньше конверта раза в два.Сумочка лежит в холле, не идти же за ней? В плавки, пардон? Оно и неунизительно, однако будет заметно при ее современном облегающем платьице. Всамом деле, положеньице. Современницам д’Артаньяна было легче, их пышные нарядыпоросенка могли укрыть, не говоря уж о секретном пакете… Одно остается –выжидать момента. А там сунуть под платье, переправить в сумочку… Это ведь тосамое, какие, к черту, совпадения, не бывает таких совпадений. Часы давно несдвигали, каемочка пыли наросла…

Только тут она сообразила, что не одна в комнате. Стольникнаправлялся прямо к ней, и лицо у него исказилось так, словно они былиШтирлицем и Кэт, попавшимися в кабинете Гиммлера при взломе сейфа.

– Что там? – спросила она, привычно взяв себя вруки. И тут же догадалась сама. – Что, гости нагрянули?

Ну да, выходит, те машины не проезжали мимо, а направлялисьименно сюда…

– Ага. – прошептал Стольник. – Там наши…

– Ну и что? – спросила Даша спокойно. – Витя,ты меня, честно, разочаровал. Сто тысяч долларов, постоянная любовница, Багамыи Азоры… И затрясся вдруг, как студень.

– Да ничего не студень! – теперь и онопомнился. – Просто это все вышло так неожиданно…

В холле уже стоял громкий разноголосый гомон, привычныйаккомпанемент, сопровождавший вторжение подвыпившей компании, и, перекрываяего, господствовал хриплый бас:

– Виолетка, золотце, упала-отжалась! Витек, говоришь?Неизвестная красотка, говоришь? Почему не вижу?

– Спокойно, – сказала Даша с очаровательнойулыбкой, ободряюще положив ему ладонь на плечо. – Я – прапорщик Даша, тыне забыл? А никаких там деталей ты и сам не знаешь, у тебя ж ко мне чистоутилитарный интерес.

– Так ты хочешь…

– А что, в окно бежать? – пожала она плечами,подумав, что не уйдет теперь из этого дома, даже если станут выталкивать вшею. – В кои-то веки посижу за хорошим столом с приличными людьми. А тыпотом меня отвезешь. Ну, там посмотрим, – и легонько похлопала его пощеке. – Соберись. Главное, ни во что не лезь. Я уж сама как-нибудь за себяпостою. Ясно?

– Ясно…

– Молодец. И вообще…

Дверь шумно распахнулась. Ворвался здоровенный краснолицыйполковник во всем великолепии, разве что без фуражки. Мотнул головой, огляделсямутными глазами (а если вульгарно и ближе к истине – залитыми шарами), выкинулруку, нацелился в Стольника толстым указательным пальцем и гаркнул:

– Упал-отжался! – Засим прицелился пальцем вДашу. – Упала… Э, нет! Не тот случай! Подошла-прижалась!

– Сейчас, – сказала она громко, играя глазами,уставилась на него, дерзко подбоченясь. – Ну вот так взяла и кинулась!Полковник, вы, часом, не прямо с плаца? Остыньте…

Он покачался несколько секунд, потом на лице отобразилисьнекие признаки умственной деятельности. Стольник неуклюже торчал рядом, явно несобираясь вмешиваться. Впрочем, если быть к нему справедливым, то и случая длявмешательства не было пока что. Даша, одернув платье, выжидательно молчала – сулыбкой знающей себе цену прелестницы.