Пуаро стоял и глядел на эту записку. Лин все еще стояла укровати, глядя на мертвую молодую женщину.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался Дэвид.

— Дэвид, — кинулась к нему Лин. — Вас освободили? Я такрада…

Он отмахнулся от ее слов и от нее, почти грубо отстранив сдороги, и склонился над неподвижной белой фигурой.

— Роза! Розалин! — Он прикоснулся к ее руке, затемповернулся к Лин.

Его лицо пылало от гнева, но слова прозвучали громко инеторопливо:

— Итак, вы убили ее? В конце концов вы избавились от нее!Сначала избавились от меня, закатали меня в тюрьму по дутому обвинению, а потомвсе вместе вы убрали с дороги и ее! Все вместе или один из вас? Впрочем, мнеэто безразлично! Вы ее убили! Вам хотелось этих проклятых денег — теперь ониваши! Ее смерть дает вам эти деньги! Теперь вы вылезете из долгов! Вы всебудете богаты — компания грязных убийц и воров, вот вы кто! Вы не осмеливалисьприкоснуться к ней, пока я был рядом. Я умел защищать свою сестру — она ведьсама никогда не умела постоять за себя. Но когда она осталась здесь одна, вывоспользовались случаем…

Он остановился, слегка покачнулся и произнес тихим дрожащимголосом:

— Убийцы!

Лин воскликнула:

— Нет, Дэвид! Нет, вы заблуждаетесь! Никто из нас не хотелубить ее. Мы не могли бы этого сделать.

— Лин Марчмонт, один из вас убил ее. И вы знаете это так жехорошо, как и я!

— Я клянусь, мы не делали этого, Дэвид! Клянусь, что мы несделали ничего подобного!

Его дикий взгляд немного смягчился.

— Может, и не вы, Лин…

— Нет, Дэвид, клянусь вам, нет…

Эркюль Пуаро сделал шаг вперед и кашлянул. Дэвидстремительно обернулся к нему.

— По-моему, ваше предположение излишне драматично, — сказалПуаро. — Зачем сразу делать вывод, что ваша сестра убита?

— Вы говорите, что она не убита? Вы называете это, — онуказал на тело в кровати, — естественной смертью? У Розалин нервы были не впорядке, да, но у нее не было никаких органических заболеваний. Сердце у неебыло вполне здорово.

— Прошлой ночью, — сказал Пуаро, — прежде чем лечь спать,она сидела здесь и писала…

Дэвид шагнул за ним, наклонился над листом бумаги.

— Не дотрагивайтесь до записки, — предупредил его Пуаро.

Дэвид отдернул руку и, стоя неподвижно, прочел записку.

Затем быстро повернул голову и испытующе взглянул на Пуаро.

— Вы предполагаете самоубийство? С чего бы Розалин кончать ссобой?

На этот вопрос ответил не голос Пуаро. Спокойный состширским выговором голос старшего инспектора Спенса раздался из открытойдвери:

— Предположим, что в прошлый вторник вечером миссис Клоудбыла не в Лондоне, а в Вормсли Вейл… Предположим, что она пошла повидатьчеловека, который шантажировал ее… Предположим, что в нервном припадке онаубила его…

Дэвид круто обернулся к Спенсу. Взгляд его был тверд игневен.

— Моя сестра была в Лондоне во вторник вечером. Она была вномере, когда я вернулся в одиннадцать часов.

— Да, — сказал инспектор, — так говорите вы. И могу сказать,вы твердо придерживаетесь своей версии. Но я не обязан верить вашим словам. Иво всяком случае, немножко поздно спорить об этом. — Он жестом указал накровать. — Ей уже никогда не придется предстать перед судом.

— Он не хочет признать это, — сказал Спенс. — Но думаю, онсам знает, что убийство совершила она.

Сидя в своем кабинете в полицейском участке, он через столсмотрел на Пуаро.

— Смешно, что мы так тщательно проверяли его алиби и совсемне думали о ней. А между тем нет никаких доказательств, что она в ту ночь былав своем номере в Лондоне. Мы остановились только на его словах, веря, что онабыла там. Все это время мы знали, что только два человека были заинтересованы всмерти Ардена — это Дэвид и Розалин Клоуд. И я очертя голову гнался за ним изабывал о ней. Понимаете, она казалась такой кроткой… даже не совсем в своемуме… Но, быть может, в этом и заключается частичная разгадка.

Весьма вероятно, что Дэвид Хантер поспешил отправить ее вЛондон именно по этой причине. Быть может, он понимал, что она способнапотерять голову, и мог знать, что в этом состоянии она становится опасной.Забавно также то, что я часто видел ее в оранжевом полотняном платье — это былее любимый цвет. Оранжевые шарфы, полосатое оранжевое платье, оранжевый берет.И однако, даже когда старая миссис Лидбеттер дала описание молодой женщины соранжевым шарфом на голове, я все-таки не догадался, что это могла быть самамиссис Гордон. Я все же полагаю, что девушка не вполне в своем уме и не моглаотвечать за себя. Судя по вашему рассказу о ее посещении церкви, она была внесебя от угрызений совести и сознания вины.

— Она сознавала свою вину, да, — сказал Пуаро.

Спенс продолжал задумчиво:

— Она, должно быть, напала на Ардена в припадкепомешательства. Не думаю, чтобы у него были хоть какие-нибудь подозрения. Он,конечно, не опасался такой хрупкой девочки…

Минуты две он раздумывал в молчании, потом сказал:

— Одно мне еще не вполне ясно. Кто подкупил Портера? Выговорите, что не миссис Джереми. А я держу пари, что все-таки это сделала она.

— Нет, — возразил Пуаро, — не миссис Джереми. Она отрицаетэто, и я верю ей. На этот счет я был глуп. Мне давно следовало знать, кто этобыл.

Майор Портер сам сказал мне.

— Он сказал вам?

— О, конечно, не прямо. Он даже не знал, что он это сделал.

— Ну, кто же это?

Пуаро склонил голову набок.

— Разрешите мне сначала задать вам два вопроса?

Старший инспектор удивился.

— Спрашивайте все, что хотите.

— Что это были за снотворные порошки в коробочке у постелиРозалин Клоуд?

— Эти порошки? — еще больше удивился инспектор. — О, онисовершенно безвредны. Бромид. Успокоительное средство. Она принимала по одномупорошку каждый вечер. Мы взяли их на анализ, разумеется. С ними все в порядке.

— Кто прописал их?