Что творилось в городе не поддавалось никакомуописанию. Сотни смертей оплакивалось сотнями голосов. Отовсюду слышалисьпричитания, проклятья, стоны, крики и ругань. Мимо нас промчалось стадообезумивших оленей. Дым все еще висел над городом, догорали черные лужи.Немногие из тех, кто не пришел в полное отчаянье, забрасывали их землей. Горелидома, огонь разносился и по уцелевшим крышам.

Добравшись до подвала под развалинами, мыузрели картину активных сборов. Старейшины собирались в дорогу. На все этоумиротворенно взирал Печор. Мне показалось, что все эти баулы он грузить насвой челн не собирался. Ему тоже досталось во время обстрела: край его одеждыбыл подпален.

Усадив меня на стул, Абарис принес воды. Янапилась и спросила его:

--У меня такое же черное лицо, как у тебя?

--Еще чернее,--позволил он себе усмехнуться.

Вскоре явилась и Неясыть. Вид у нее былвозбужденный, на фоне прокопченного лица ее глаза так и горели. За ней влетелапребывающая в таком же состоянии духа Троя.

--Они стоят у стены с белым флагом,--произнеслашаманка и, выхватив у меня из рук кувшин с водой, принялась жадно пить.

Я взглянула на Абариса:

--Послы?

--Не иначе,--ответил он.

--Они будут предлагать нам сдаться. Этоочевидно. Город разрушен...

--Останься здесь, я пойду на стену.

--Я с тобой!

--Каким образом?

--Черт! Я забыла! Нога...

--Что с твоей ногой?--спросила Неясыть.

--Сломана...

--Дай посмотрю.

Я знала, что она умела лечить, но не думала,что мне придется испытать на себе ее методы лечения. Резким движением она разрезаламой окровавленный сапог и откинула его в сторону. Вид торчащей из кожаныхштанов острой косточки заставил меня прийти в ужас и завыть:

--Черт! Не могу смотреть на это!

Моя врачевательница взглянула на меня с укороми слегка скривила рот:

--Когда больно, обычно зовут маму, а тыпочему-то всегда призываешь черта...

Я закрыла глаза и приготовилась к худшему. Рукиухватили края каменного табурета так сильно, что заломило в суставах. Зубысжались и даже заскрипели. Как бы ни вынослив и крепок был мой нечеловеческийорганизм, боли я боялась очень сильно, особенно, когда знала, что она вот-вотдолжна случиться. В таком напряжении я провела несколько минут. Так мнепоказалось. Но так и не дождавшись острых болевых ощущений, приоткрыла глаза.Шаманка стояла возле меня, опираясь на свой лук и ухмыляясь.

--Что? Я безнадежна?--спросила я ее.

--Ты здорова.

--Как?

Тут я все-таки решила взглянуть на свою рану.Кости не было видно, кровь остановилась. О переломе свидетельствовала лишь дырав моих роскошных оленьих штанах. При всем при этом я не ощутила дажеприкосновения к своей несчастной ноге.

--Невероятно,--удивилась я.

Неясыть пожала плечами и собралась повернутьсяи уйти, но я остановила ее:

--Постой! Я хочу тебе сказать кое-что. Присядь.

Но она не стала садиться, а снова остановиласьнапротив меня, опершись на лук.

--Что ты хочешь мне сказать?

--Я хочу сказать, что если ты все еще считаешьсебя чем-то обязанной мне, то я так не считаю. Я так и раньше не считала, ивообще никогда. Я очень благодарна тебе за все то, что ты сделала. И ты вовсене обязана участвовать в этой войне, и не должна больше рисковать своей жизнью.Я освобождаю тебя от твоего обещания и хочу, чтоб ты уплыла вместе с Печором истарейшинами...

--А ты?--спросила она, перебив меня.

--Я нет. Я - до конца...

--Так и я тоже.

--Погоди...

--Нет, госпожа наместница! Позволь и мнесказать. На этой войне я не наемница. В ней я на стороне тех, за кем правда. Аправда у тех, кому принадлежит эта земля, у тех, кто родился здесь. Как я. А состарейшинами нужно уплыть тебе.

Я рискнула подняться и с удовлетворением ирадостью почувствовала прежнюю твердость в ногах.

--Ты мудрая женщина, Неясыть. Я рада, чтознакома с тобой.

Наш разговор был прерван ворвавшимся в подвалАбарисом. По его лицу я поняла, что вести он принес дурные.

--Парламентарии выдвинули ультиматум,--заявилон сходу.

--Они требуют, что бы мы сдались?

--Нет. Они сожгут город до конца, если мы невыдадим Прону тебя.

Только и всего. Сдаться Хамсину, и город будетспасен. И он уйдет от его стен. Я не собиралась губить столько жизней, радибессмысленной бравады. Нет. Мне было ясно, что Пронион обречен, если я несоглашусь на требования принципала. А зачем я нужна ему? Для коллекции. Ведьостальные наместники уже собраны в одном месте. Все, кроме Умара. Но он ведьвсегда был за одно с Хамсином. Наверное, бывший наместник Медных Гор сновапообещал ему что-то.

Перед тем, как уйти из города, я проводилаАбариса, старейшин и Неясыть на челн Печора. В городе никому из них теперьнечего было делать. К ним же я присоединила и Шабура, доверив его судьбуАбарису. Только Троя ни за что не захотела оставлять меня. Она осталась сомной. Водяной должен был увезти всех из Прониона и высадить на берег там, гдеможно было пробраться через горы в Аполло-Порт. Неясыть проведет их горнымитропами, затем они попадут в столицу. Там Абарис должен будет предъявитьареопаг наместникам как законную власть. Хотя надежда на то, что они примут ее,не велика.

--Абарис, воспользуйся всеми известными тебеметодами. Ты понимаешь, о чем я говорю?

--Не знаю, может ли хоть что-то подействоватьна наместников.

--Не забывай, что это твоя земля, а не их! Тыдолжен убедить их выйти из столицы и напасть на Хамсина первыми, не дожидаясь,пока он возьмет город в осаду. Расскажи им о том, что случилось в Пронионе.

Эта идея была совершенно невыполнима, но япочему-то начала надеяться просто на удачу. Или на чудо.

Я стояла на причале долго, пока парус непревратился в маленький листок, оторванный ветром и унесенный к горизонту.Ветер усиливался, как и предсказывал Печор, приближался шторм. Но я надеялась,что морские духи не станут губить челн своего речного собрата, и онблагополучно доберется до нужного места. Когда я едва уже могла стоять на ногахот порывов ветра и дождя, ко мне подбежала Троя. Она звала меня уйти с причала.Я на самом деле рисковала упасть в воду.