--Риск есть в любой авантюре. И это стоит того!

--Зачем же было терять время, идя походом наПронион? Неужели моя свобода тебя не давала покоя? А старейшин почему же тыотпустил со спокойной душой?

--Ареопаг не страшен мне. Ты ведь и сама это понимаешь.Как только мне донесли, как они развлекаются в Пронионе, я решил для себяоставить этих боровов в покое и не тратить больше на них время.

--Зачем же ты разрушил город? Или это все жерешил отомстить?

--Это мое дело!

Мне показалось, что он начал гневаться. Из-зачего это вдруг? Пришпорил коня, поскакал вперед. Темнота спустилась оченьбыстро. Я раздумывала: попытаться ли бежать или нет. Да мне просто некуда былобежать теперь. Я ничего теперь не знала о своем будущем. Ничего не могла знатьи о судьбе Медных Гор и всего остального мира по Ту Сторону. А что если планХамсина удастся? Что если у него все получиться? Что тогда будет со всеми нами?Со мной? С Гавром? Может быть лучше всего сейчас оставаться рядом с диктатором.Может быть, прав доктор, оставаясь при нем. Ведь так я, возможно, сумею понятьего и помешать ему. Стоило ли притвориться, что я на его стороне? Нет. Я простоне сумела бы...

Темнота становилась плотнее. Гвардейцыпринципала, ехавшие впереди, зажгли факелы, освещая дорогу остальным. Мояповозка остановилась, и я увидела приближающиеся ко мне два красных огонька.

--Ю-Ю, ты должен мне помочь!

--Тише!

--Можешь раздобыть бумагу и чернила?

--Кому будет эпистола?

--Гавру. Я хочу предупредить его, что б ни он иникто другой из наместников и не думали покидать столицу. Пусть сидят там допоследнего или вообще возвращаются по домам.

--Так они тебя и послушали!

--Должна же я хоть что-то предпринять!

--Ну, хорошо. И как ты отправишь письмо?

--Ты поможешь мне освободить Трою...

--Опять ты подставляешь мою голову.

--Ты сам этого хотел или не так? Кто тутнедавно бросался пафосными речами? Пиши письмо!

--Даже если Гавр и прочитает послание, онпочувствует подвох, не узнав твоего почерка.

--Я не могу писать сама. Заметят.

--Тогда и смысла нет...

--Ю-Ю, я тебя прошу!

--Ладно, я попробую...

Вокруг меня загорались костры. Я волновалась ипонимала, что сглупила, посылая Абариса и старейшин совсем с противоположноймиссией. Теперь мне нужно было надеяться, что Троя достигнет Аполло-Портпервой. А так же что ее не разорвут по дороге к дворцу разозленные нашимпобегом псы-духи. А как же зол на меня Гавр! Даже представить не могу. Он ведьуверен, что я подалась тогда прямо к Хамсину. А может быть, он даже ревнует?Глупые надежды...

Ю-Ю появился передо мной минут через пять.

--Я решил, что лучше пусть будет письмо отмоего имени,--сказал он с некоторым сомнением в голосе.--Все-таки мы с Гавромзнакомы, и у него нет оснований считать меня предателем...

--А на мой счет у него сомнения?

--Брось! Всем тут известно, что ты поссориласьс Гавром и другими наместниками.

--Да откуда?!

--Вновь прибывшие в ополчение столичные жителиповедали о той заварушке. Хамсин, помниться, пришел в восторг. Велел кому-топроследить за вами.

--Ю-Ю, он как-то странно ведет себя со мной?Что ты думаешь об этом?

--Поговорим об этом после. Вот письмо.

Темнота стала нашим союзником. Никто, по всейвидимости, не собирался заботиться о моем комфорте, и потому в непосредственнойблизости от меня не было ни костров, ни палаток. Воины устраивали лагерь и,кажется, не обращали на меня внимания. Доктор удалился, чтоб не вызыватьподозрений, а я принялась распутывать сложные узлы, которыми была стянутасотканная из стальных тросов сеть Трои.

--Ты все поняла?--спросила я ее, когда у менявсе-таки появилась надежда на то, что я сумею распутать веревки.

Собака лежала неподвижно, шевелились лишь еезрачки. И в голове моей звенели тревожные колокольчики: как она доберется идоберется ли вообще? Как примут ее наместники? Поверят ли письму? Его написалдоктор, но Троя ведь мой пес-дух! И они, конечно же, подумают обо мне.

--Постарайся пробраться во дворец, еслинаместники все еще там, конечно. И непременно найди Гавра, именно его. Непопадись, ради всего святого, на глаза Аттиле. Он наверняка страшно зол за то,что ты покусала его,--напутствовала я ее, разматывая путы.--В случае чего,действуй через Цербера. Он хоть и не питает к тебе дружеских чувств, но всеравно не будет нападать, не разобравшись.

Мне приходилось то и дело прерываться, так каккто-нибудь из солдат изредка все же бросал взгляд в мою сторону. Наконец ужсовсем стемнело, и я как раз справилась с последним злосчастным узлом. Мнеосталось лишь привязать свернутое рулоном письмо к шее Трои. Пришлосьвоспользоваться кожаным шнурком, оторванным от сапога. Собака активнозашевелилась, почувствовав свободу, видимо ее лапы совсем закоченели. Это заметилодин из солдат, стоявший у костра. Он начал настороженно всматриваться,нахмурившись, потом сделал шаг в нашу сторону.

--Троя, скорее! Беги!-- прошипела я.

Она резво соскочила с повозки, сеть, вероломнозвякнув, упала на землю. Все стоявшие рядом солдаты сразу же обернулись на нас,а тот, что заметил неладное первым, кинулся ко мне с проклятиями, но вдругрезко остановился и злобно оскалился. Он выхватил стрелу из-за спины и в одномгновенье нацелил ее в несущееся вверх по холму белое пятно. Я рванулась почтиинстинктивно и, спрыгнув с повозки, подлетела к нему в ту же секунду и сбилаего с ног. Стрела улетела куда-то в небо. Солдат громко выругался, и в великомгневе со всей силы ударил меня в лицо. Я отлетела к костру и едва не рухнула всамое пламя. Из разбитой губы быстрым ручьем хлынула кровь, но я была довольна:Троя успела скрыться в темноте.

Мне дали платок. Он уже через несколькомгновений стал красным с белыми пятнами. Преданный воин принципала постарался:кровь никак не унималась. Доктора ко мне не допускали, потому что учинилидопрос в палатке главнокомандующего. Он, кажется, злился. Но не на меня, а натого воина, что промахнулся и не попал в мою собаку. Я решила заступиться занего зачем-то:

--Это я ему помешала, за что мне и досталось.

--Ты - это другая история!--прикрикнула везде ивсюду присутствовавшая Василиса.--Не встревай!

Я пожала плечами. Вообще-то мне было больно:губа распухла и челюсть ощущалась как-то странно и похрустывала. Хамсин неистовствовал,отмеривая шаги в небольшом пространстве шатра: