— Как я теперь понимаю, ты имела в виду Мусина,которого увезли в больницу, не правда ли?

— Естественно. Ведь у меня в руках был его дневник.

— А Сестраков подумал, что ты говоришь про него.

— Он тогда, кстати, принимал ванну.

— Ну точно! «Он занят, — сказала ты, — и несможет мне помешать покопаться в его вещах». Возможно, у Гены в вещах былочто-то, его изобличающее. Какие-нибудь записи. Это мы позже уточним. Что ж, наворе, как говорится, и шапка горит. Слушаем дальше.

— Василиса! Ты снова собираешься взламывать чью-токвартиру? Скажи мне, кто он.

— Нет, Арсений, не скажу. Один раз я уже думала наБарсова, а он оказался пошлым развратником. Я должна все проверить сама. Давайвстретимся вечером и тогда обо всем поговорим, хорошо ?

— Я знаю этого человека ?

— О нем — безусловно, знаешь. А видел ли когда —понятия не имею.

— Значит, это не Таланский. Уже легче.

— Вы что, подозревали меня?! — завопил Таланский,перекрывая голоса на пленке.

Кудесников растерялся, но Василиса тут же пришла ему навыручку:

— Это я, Алексей Степанович, выдвинула такую версию.Арсений меня высмеял, а в этом разговоре просто подколол. Это шутка такая,понимаете?

Таланский успокоился и даже слегка смутился.

— Итак, Василиса, я даю тебе время закончить розыски. Уменя тут тоже есть кое-какие наметки, так что будет чем заняться. Встречаемся водиннадцать вечера в парке аттракционов, ну, в том, что неподалеку от твоегодома. Сегодня там праздник с фейерверками, так что все будет работать, сверкатьи крутиться.

…Народу, уверяю тебя, там полно, так что не бойся. Тызнаешь, где детская карусель с танцующими лошадками? , — Конечно, знаю. Яна ней каталась сто раз.

Эти лошадки уже все потрескались. Но карусель никто не хочетреставрировать.

— Вот возле этой карусели меня и жди. В одиннадцатьвечера, поняла?

— В одиннадцать вечера возле карусели с танцующимилошадками.

— Только ничего не перепутай, ради бога, и неопаздывай. Когда ведешь расследование, очень важно соблюдать график, поняла?

— Поняла-поняла. Надеюсь, я тебя удивлю.

— Надеюсь, я тебя тоже.

— Я поставил на то, что Сестраков прослушает запись ещедо оговоренного нами срока и примчится тебя убивать. Я надеялся на то, что онне будет ни стрелять, ни резать тебя ножом.

Сама судьба подводила его к тому, что тебя нужно задушитьлеской.

— Но у него не было с собой лески! — вспомнилаВасилиса. — Он поднял леску, которой меня душил Мусин!

— У него была с собой леска, — возразилКудесников. — Просто, когда он увидел леску Мусина, решил, что своюдоставать нет надобности.

— Скорее всего, — вслух подумала Василиса, —Гена просто подслушивал под дверью, когда я с тобой разговаривала. Поэтому такбыстро сориентировался. Наверное, он собирался приехать в парк заранее. Нокогда мы встретились с ним в больнице, поступил более цинично — решил подвезтименя к месту убийства. Он не знал, что после его ухода из дома я позвонилаМочалко и назначила ему встречу получасом раньше на том же самом месте. Поэтомудумал, что у него в запасе куча времени до твоего, Арсений, появления.

— Представь себе его изумление, когда на тебя напалМусин!

— Кстати, а зачем он на меня напал?

— Ну как же? Он наверняка думал, что ты с Сестраковымзаодно. Если уж ты наследил во время убийства, заметать следы всегдаоказывается гораздо хлопотнее, чем это представляется на первый взгляд. Поэтомутак часто за одним убийством следует другое, а то и третье.

Если начинают всплывать свидетели, их нужно убиратьнезамедлительно. У преступника начинается настоящая трясучка. В таком состояниион идет напролом, уже плохо понимая, к чему это может его привести.

Короче, только было Гена обрадовался, что Мусин удушит тебяи ему не придется вмешиваться, как появился Мочалко и выключил бармена. Вот этобыл номер! Если Мусина сдадут милиции, то спихнуть твое грядущее убийство будетуже не на кого. Это Гену не устраивало. Он отключил Мочалко, ведь тот былсвидетелем, видел его лицо. А потом принялся за тебя.

— Вспоминаю с содроганием, — призналась Василиса.

— Итак, что должны были обнаружить власти на местепреступления?

— Что?

— Очередную задушенную секретаршу, задушенного Мочалкос пистолетом в руке и леской на шее и застреленного Мусина.

— То есть он разыграл бы такую сцену: Мусин задушилменя, потом принялся душить Мочалко, но тот в последний момент изловчился ивыстрелил в убийцу?

— Приблизительно так.

— Но это же совершенно невероятно!

— А ты поставь себя на место следователя, пришедшего наполянку. Ты бы что подумала?

— Это просто чудовищно, — сказала Василиса. —И все началось из-за каких-то вшивых бумажек!

Таланский с Кудесниковым понимающе переглянулись. Василисазаметила это и надулась:

— А что я сказала такого глупого?

— Ничего, дорогая, — поспешил заверить ееШувалов. — Просто на одну службу безопасности, которая охраняетлабораторию в Серпухове, тратятся деньги, которых тебе хватило бы до концажизни.

— Даже невзирая на жадность, — добавилКудесников. — Кстати, по поводу засады. В засаду я посадил двухвоеннослужащих с кинокамерой. Им пришлось побегать по кустам от Сестракова,который вознамерился занять их место. Но и это еще не все. За Мочалко, дорогая,следили оперативники. Они бы его давно взяли, но им нужны были бумаги. Его«конспиративный» телефон прослушивался.

И когда ты позвонила и назначила ему встречу, к каруселипригнали несколько машин с ребятами, которые специализируются на экономическихпреступлениях. Они сидели в засаде и жутко недоумевали, что, собственно,происходит.

— То есть, когда Мусин меня душил, в кустах было полнопублики? — возмутилась Василиса. — И ни у одной скотины не дрогнулосердце, когда я хрипела?

— Думаю, если бы не явление Мочалко, Мусина сняли быснайперским выстрелом.

Так что зря ты раскричалась. Ну а когда на тебя напали, моипарни просигналили мне, и я тут же мобилизовал своих знакомых из органов. Такчто и я появился не один.

— Вот почему они подрались! — понимающе закивалаВасилиса. — Никто не хотел отдавать лавры другим.

— Ну и напоследок — побочный продуктрасследования, — понизил голос Кудесников.

Теперь он обращался к одному Таланскому.

Василиса с Шуваловым уже отключились и теперьперешептывались, приблизив лица друг к другу, словно оба были страшноблизорукими.