— Ева? Полковник Гущин. Здравствуйте!

— Наконец-то вы сами мне позвонили! Я так ждала! — голос Евы дрожал от возбуждения. — У вас новости? Вы нашли мертвых детей?

— Нет. Ева, мы не могли бы с вами встретиться прямо сейчас? На нашем месте у дороги? Мне необходимо вас видеть.

— Через полчаса. Я приду. Мне надо, чтобы он… отродье меня не засек.

— Адам дома?

— Все дома. Здесь у нас с утра куча народа, — прошептала Ева с раздражением.

— А что такое? — осторожно спросил полковник Гущин.

— Утром у Ивана Петровича был приступ. Думали — все… Но пока обошлось. Врачи приехали из клиники. И юристы — насчет фабрики и всего остального.

— Мы вас ждем, приходите, — попросил полковник Гущин.

Ева не опоздала на встречу. Когда они свернули на проселок и остановились на обочине, она вышла из леса в модном и дорогом комбинезоне цвета хаки, заляпанном на груди пятнами кофе и кетчупа. На ногах сандалии. Ее темные волосы с ранней проседью тяжелой волной падали на плечи.

Клавдий Мамонтов невольно представил ее в подвале ГЭС с фотографий, приложенных к оперативной справке. Подумал — кроме снимков места, где встретила свой конец секта Новых Мессалиан-Энтузиастов, ФСБ не прислало никаких иных фото. А ему бы хотелось увидеть братьев Оборичей — Адама и Бориса. На кого из них похож Адам — принц Жаба? А теперь еще и Эдемский червячок… Клавдий Мамонтов отчего-то был уверен, что кто-то из братьев является его биологическим отцом. Но кто? Ангел Селафиэль или сам Самаэль?

Что за мысли лезут в голову? Но затем он вспомнил холм и собак — алабаев. И Адама с вытянутой вперед рукой — властный повелевающий жест. Королевский жест.

— Вы проверили мои слова? — тревожно спросила Ева Лунева, обращаясь исключительно к полковнику Гущину. Остальных она игнорировала. — Вы ездили на острова в заливе? Вы отыскали его логово?

— Ева, мы… нет… — Гущин, казалось, стушевался под ее настойчивым тревожным взглядом.

— Вы даже не удосужились? Не прочесали острова?!

— Ева, — Клавдий Мамонтов сразу вмешался, придя на помощь Гущину. — Я на своем каноэ плавал в заливе десятки раз и знаю, о каких островах идет речь. Это крохотные клочки, заросшие кустами и камышом. На них нет ни леса, ни строений. Там нельзя кого-то удерживать тайком. Кроме птиц, на островах ни души. Там просто негде устраивать логово и кого-то прятать.

— Он мог выкопать на острове яму, — зло парировала Ева. — Того несчастного ребенка ведь нашли в яме с водой — все здесь в Бронницах обсуждали это в апреле.

— Ева, на островах в заливе нельзя выкопать яму, — Клавдий Мамонтов увещевал ее, успокаивал, боясь, что с ней вновь случится истерический припадок. — На островах и суши как таковой нет — они образовались из сплетения корней камыша и кустарника. И потом — все три острова находятся в непосредственной близости от берега. На самый крупный из них вообще ведет песчаная отмель. Туда не только на лодке можно доплыть, но и дойти по отмели — где по колено в воде, где выше. Если бы ваш сын кого-то удерживал там, то крики жертв слышали бы люди на берегу, где проезжая дорога к заливам, дачники гуляют.

— Вы хотите сказать, что я круглая дура? — Ева начала выходить из себя, как все безумцы, когда им возражают. — Что я свихнулась, да? Что я больная? Так вы про меня думаете? Как и мои домашние… Меня вечером муж позвал к себе: «Евочка, я тебя умоляю… возьми себя в руки, прекрати юродствовать… не сходи с ума… Подумай о том, что ты мать, не вреди Адаму, оставь его в покое… Будь к нему милосердной». А потом он позвонил и вызвал юристов на сегодня по фабричным делам. Ну и черт с ним. Мне сейчас совершенно не до фабрики. У меня гораздо более важные дела и задачи.

— Какие задачи для вас более важные? — спросил полковник Гущин.

Ева молчала. Клавдий Мамонтов видел — она не желает отвечать, она уже хитрит, она не хочет, чтобы они знали ее намерения и планы.

— Раз вы, полиция, бездействуете, — произнесла Ева наконец. — Не желаете даже оторвать свои железобетонные жопы от стульев… Что ж, тогда я сама… Я сама все сделаю, я найду его логово.

— Ева, я хотел поговорить с вами о важном, — полковник Гущин мягко взял ее за руку.

Она резко обернулась к нему — в темных глазах сухой голодный блеск.

— О чем? Дошло до вас, наконец?

— Ева, помните, вы мне сказали, что после той ночи, когда Адам явился к вам и бросил в вас совок для золы…

— Он хотел меня прикончить! Он целился мне прямо в голову. Если бы я не упала на кровать, он бы мне висок разбил.

— Да, да, я вам верю. Так и было. Но вы не только поэтому изменили свое мнение о нем. Конечно, вы испугались его тогда… Но было ведь еще что-то, а? Ева? Помните, вы мне сказали — мне открыли глаза…

Ева внезапно положила левую руку на плечо полковника Гущина. Правая ее рука так и оставалась в его ладони. Она приблизила к его лицу свое. Какой странный взгляд…

— Так вы верите мне?

— Я вам верю. Но скажите мне правду — кто вам открыл глаза? Что вам сказали про Адама?

— Что он не человек, — прошептала Ева, все приближая свое лицо к лицу полковника Гущина.

Клавдий Мамонтов и Макар замерли — им обоим показалось, что безумная сейчас поцелует Гущина прямо на их глазах — бесстыдно и страстно, как она целовала когда-то братьев-ангелов.

Или не поцелует…

Укусит… впившись зубами в его губы…

— А кто вам это сообщил? — Гущин от нее не отстранялся. — Кто-то вам знакомый, да? Некто из секты Новых Мессалиан-Энтузиастов? С которыми вы общались очень давно, еще до рождения мальчика.

Ева резко отпрянула, выдернула свою руку. В темных глазах ее вспыхнул мрачный огонь.

— Вы узнали? Сплетни обо мне собираете?!

— Ева, никакие не сплетни. Правду, — полковник Гущин не повышал голоса. — Заброшенная ГЭС в Морозово. Сектанты, с которыми вы общались совсем юной девушкой. И ваши любовники Адам и Борис, сломавшие вам жизнь… Вас ведь вновь разыскали сектанты? Вошли с вами в контакт и рассказали нечто о вашем сыне, что вас потрясло и смертельно напугало.

Клавдий Мамонтов подумал: «А Гущин-то, скорее всего, прав в своем предположении. Мало ли, что в справке с Лубянки указано, будто из членов секты остались в живых в настоящее время всего двое