Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родных?..
– Твой дух почти исчез… если ты не будешь сопротивляться, то погибнешь совсем.
Смерть – это плохо?
Да уж, наверное, ничего хорошего…
А жизнь – это хорошо?
Наверное, лучше смерти…
– Вспоминай… сконцентрируйся… борись… возвращайся…
Сконцентрироваться? Как?
Стоило подумать, и концентрация сознания произошла сама сбой.
Возвращаться? Куда? Зачем? Как?
Ведь если нужно вернуться, то хотя бы для начала надо знать, где я…
Он увидел, что уже не болтается неизвестно посреди чего, а стоит на поляне посреди различных цветов, в воздухе порхают бабочки…
Он нагнулся и сорвал цветок… И его словно током пронзило, вспыхнул образ, как он маленький играет в песке… строит песочный замок.
Цветок в руке завял и рассыпался прахом. Образ играющего в песочнице мальчика остался, хоть и потускнел.
Еще один цветок оказался в руке… и новый образ вспыхнул в сознании. Купание в море…
Цветок, еще один, еще и еще, одни большие, красивые и яркие, другие однотонные, иногда блеклые и маленькие.
Тем не менее все новые кусочки воспоминаний разного объема и эмоциональной насыщенности ложились в раздробленную мозаичную картину памяти.
А вот какие-то камни, большие и малые, твердые и хрупкие, острые и гладкие и опять-таки разной раскраски. Что означают они? И означают ли они вообще что-то?
Он взял один из таких, в меру гладкий, средней твердости и размерности.
Камни, оказывается, тоже возвращают кусочки памяти, рассыпаясь в песок. То ли это неприятные воспоминания. Вот драка…
Вот этот маленький камешек с ноготь размером – двойка по контрольной…
Чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний, он поймал маленькую белую бабочку. Ведь не зря же они здесь порхают. Здесь, похоже, вообще нет ничего лишнего, все так или иначе связано с возвращением памяти, вплоть до коряг…
Пойманная бабочка, так же истлев, вернула в память первый поцелуй.
Хм-м… А что тогда таит в себе вон та большая яркая и разноцветная?
Узнать ответ на довольно интригующий вопрос Юрий не успел. На поляну из ниоткуда выскочил огромный белый зверь и грозно рыкнул, обнажив большущие желтые клыки, с которых капала тягучая слюна.
«Медведь, – вспомнил Юрий. – Моя звериная ипостась в оборотничестве… И ему что-то не нравится».
Медведь, еще раз рыкнув, бросился в атаку. Юрий прыгнул в сторону, падая, тем самым сминая травяной ковер и ушибаясь о камни. Оказывается, так тоже можно получать кусочки памяти. В одном из таким образом собранных лоскутков памяти он обнаружил способ борьбы с подобными хищниками. В тот же миг у него в руке оказалась специальная рогатина.
Но такое оружие слишком архаично, с ним еще надо уметь обращаться, а память об этом молчала. Есть и более действенные способы завалить медведя, и он умеет им пользоваться.
Рогатина тотчас исчезла, и руки уже оттягивала крупнокалиберная винтовка. Один выстрел с попаданием в голову или сердце, и зверь падет.
«И я убью часть себя, – понял Юрий, уже прицелившись и положив палец на крючок. – Другое дело, нужна ли мне такая часть?»
Юрий снова бросился в сторону, и медведь, словно какой-то бык на арене в битве с тореадором, опять проскочил мимо.
«Какая ни есть, но она часть меня… Это все рано что отрезать себя руку. К тому же с убийством медведя здесь я, скорее всего, потеряю возможность оборачиваться…»
Опять возник вопрос о надобности ему такого дара, тем более что он сопровождается дикой болью.
«По крайней мере, лучше пусть будет, чем не будет. В жизни может понадобиться всё…»
Медведь предпринял третью атаку, и Юрий, сменив ружье на сеть, ловко набросил ее на зверя, будто только тем и занимался.
Медведь попал в раскинутую ловушку, запутался и с громким рыком упал. Правда, сил у него много, и сеть начала с треском рваться.
Юрий подскочил к своей звериной ипостаси и со всего маху огрел ее дубиной по голове. Зверь обиженно рыкнул и чуть затих. Это дало возможность Юрию заскочить на него верхом, ухватиться за шею и провести удушающий прием. Медведь рычал, бился, но поделать ничего не мог.
– Тихо… А то еще получишь. Дубин я тут сколько угодно могу достать… А можем еще и электрическим током побаловаться. Хочешь?
Юрий показал медведю возникший у него в руке электрошокер и нажал на кнопку, инициируя электрическую дугу между контактами.
Медведь затих окончательно. Обладая общей памятью, он знал, как это больно.
– То-то же… А теперь исчезни и не появляйся, пока я этого не захочу.
Медведь послушно испарился, а Юрий продолжил собирать цветы, камни и ловить бабочек, восстанавливая память.
* * *
– Пить… – непослушными губами прошептал Юрий, едва очнувшись.
Сушняк во рту стоял адский. Все тело жестоко саднило, как всегда после превращения в белого медведя. Юрий хотел мазнуть рукой по лицу, но неожиданно услышал звон цепей, а потом выяснилось, что он скован по рукам и ногам с очень малой долей свободы. Почти никакой.
«Я в плену? – отстраненно подумал Медведев. – У кого? Зачем вообще кому-то меня захватывать в плен? Кто победил?..»
Открыв глаза и сосредоточившись, сморгнув муть, застелившую глаза, он благодаря висящему под потолком тусклому свету от магомутантного светящегося мха разобрал, что находится в пещере, дополнительно обработанной зубилом и молотом. Обстановка не отличалась богатством. В помещении вообще ничего не было, кроме пары крепких табуретов да тахты, на которой он возлежал.
«Значит, я у гномов… – продолжил он анализировать ситуацию. – Но почему я на цепях? Или своих рвал для ровного счета, вот меня и сковали от греха подальше?»
Но напрягшись, он не мог вспомнить, чтобы нападал на гномов. Память после превращения как всегда подводила, выдавая только какие-то куски. Вот он рвет, вот его рвут…
Юрий невольно содрогнулся от таких кровавых воспоминаний. Тем не менее он не мог вспомнить окончания схватки с орочьими оборотнями.
«Но раз жив, значит победил».
Память также отказывала в выдаче информации касательно гномов. Повредил он им или нет?
«Вряд ли… их вообще поблизости не наблюдалось. Тогда почему я в цепях, черт возьми?!!»
В довершение ко всему он почувствовал на своей шее до боли знакомое ощущение присутствия антимагического ошейника, что так настойчиво цепляли ему эльфы.
Это обстоятельство его разозлило всерьез. Изнутри поднялась волна всепожирающей, затопляющей разум звериной злобы, он напрягся, задергался… а потом силой воли, испугавшись невероятного накала разрушительного чувства, заставил себя успокоиться.