Когда-то ему казалось, что Она – не такая как все, но оношибся. Он видел силуэты на шторах, и его мир перевернулся. И сам он изменится.

Лихорадочно оглядываясь по сторонам, он наконец увидел то,что нужно: старенький побитый «Москвич»-пикап, небрежно припаркованный,грязный, наверняка давно оставленный в переулке. Осмотревшись и убедившись, чтовокруг безлюдно, он достал из сумки крючок-отмычку. Повозился с замком, идверца поддалась. С зажиганием пришлось помучиться гораздо дольше, но его цельтак ярко горела впереди, так громко и горячо звала его, что никакие препятствияне могли уже его остановить.

Машина завелась, и через двадцать минут он уже остановилсяперед тем самым домом…

Теперь началось самое трудное. От него требовалась выдержка,сдержанность, а это так тяжело – держать себя в руках, когда головараскалывается от боли, а впереди горит цель и зовет, зовет, не умолкая…

Но он взял себя в руки, вышел из машины, по щиколоткупровалившись в ледяную кашу, обошел пикап вокруг и приготовился ждать, ждатьстолько, сколько понадобится… хотя он знал – об этом говорили его внутренниечасы, настроенные только на Нее, на Ее распорядок, – он знал, что оченьдолго ждать не придется, что скоро Она должна появиться.

Одно только смущало его, сидело в глубине сознания маленькойсаднящей занозой: что, если Она будет не одна? Ведь он видел второй силуэт нашторах… Что ж, там будет видно, а пока нужно ждать, ждать…

Две старухи, громко разговаривая, вышли из Ее подъезда.Прошли мимо, подозрительно покосившись. Он нагнулся к колесу пикапа, будтопроверяя, хорошо ли оно закреплено, – ни к чему, чтобы старые грымзызапомнили его лицо…

Время шло, ледяной холод поднимался по промокшим ногам,охватывал все тело. Его знобило, но он не замечал этого, не обращал внимания нахолод, на пронизывающий ветер. Он ждал.

И наконец дождался: хлопнула дверь знакомого подъезда, и напороге появилась худенькая фигурка со скрипкой. Он внутренне подобрался и в этуминуту в конце улицы показалась милицейская машина с вращающимся синим маячком…Только этого не хватало! Он снова наклонился к колесу, стараясь казатьсямаленьким и незаметным. «Синеглазка» медленно проехала мимо и скрылась заповоротом. Он облегченно вздохнул и выпрямился. Поднял воротник куртки и пониженатянул на глаза вязаную шапочку, чтобы Она не узнала его раньшевремени, – хотя, конечно, Она вообще не узнает его, Она никогда его незамечала, не обращала на него внимания…

Стараясь не торопиться, не делать резких суетливых движений,чтобы не спугнуть Ее раньше времени, он открыл задние дверцы фургона. Онамедленно приближалась, опустив глаза, не замечая ничего вокруг. На лице ее былаозабоченность, озабоченность и тревога.

Когда он задумал сегодняшнее дело, точнее, когда оно вызрелоу него в душе, у него в мозгу, он уже знал, как сделает все это. Все деталивозникли сразу, как будто он долго и тщательно готовил операцию. И тот трюк,которым он должен был привлечь ее внимание и усыпить подозрительность… кажется,он видел это в кино или прочел когда-то в давно забытой книге. А может быть,просто увидел во сне – теперь это уже не играло никакой роли.

Он окликнул ее:

– Девушка, посмотрите, кажется, я сбил собаку. По-моему, онаеще жива.

– Собаку? – Она подняла на него большие растерянныеглаза, и в них мелькнуло сострадание.

– Да, собаку, – торопливо повторил он, стараясьсуетливым испугом придать достоверности своим словам. – Вот, посмотрите, яположил ее сюда, чтобы она не окоченела. Как вам кажется, она еще жива?

Не раздумывая, влекомая простой человеческой жалостью,девушка шагнула к раскрытым дверцам пикапа, заглянула внутрь…

– Где собака? – произнесла она удивленно, а он темвременем быстро достал приготовленный заранее платок, пропитанный хлороформом,подошел к девушке сзади и чуть сбоку, словно собираясь показать ей раненоеживотное, наклонился и прижал платок к ее лицу.

Она забилась, пытаясь вырваться, замотала головой,попробовала закричать – но платок не позволял ей издать ни звука, а сильныечужие руки сжимали как тиски… Она ударила вслепую локтем, не причинив боли, ещенесколько раз дернулась. Вязкое облако хлороформа окутало ее сознание, головазакружилась, все вокруг стало каким-то грязно-розовым, и девушка обмякла. Тогдаон осторожно и нежно, стараясь не ушибить, не оцарапать свою драгоценную ношу,уложил ее на сложенное вдвое клетчатое одеяло, которым заранее застелил днопикапа. Заклеил рот пластырем. Руки и ноги связал двумя шарфами – если онапридет в себя раньше времени, не сможет ни закричать, ни вырваться. Что-то ещеон должен был сделать… Оглядевшись, он увидел в грязи возле задних колес пикапафутляр со скрипкой. Наклонился, поднял его и положил рядом со своей пленницей.

Соня пришла в себя и тут же пожалела об этом: мир встретилее приступом тошноты и невыносимого головокружения. Стены, пол и потолокменялись местами в темпе шотландской джиги. Тошнота накатила новой волной. Ротбыл заклеен какой-то липкой дрянью, Соня замычала и замотала головой, чтобыпривлечь к себе внимание. В поле ее зрения показался невысокий молодой человексо смутно знакомым лицом. Одет был молодой человек неприметно, во что-тотемно-серое, а может, это у Сони перед глазами все было мрачно. Правильноистолковав ее мычание, он отодрал пластырь – между прочим, было оченьбольно, – и Соню тут же вырвало. Как ни скверно она себя чувствовала,увидев, что при этом почти все попало на его ботинки, Соня испытала злорадноеудовлетворение.

После этого немного полегчало, и девушка огляделась. Онасидела на металлическом стуле посреди очень запущенного служебного помещения.Руки у нее были связаны за спиной, ноги привязаны к ножкам стула. Окна вкомнате были закрыты плотными шторами. Под потолком горела одинокая лампочка вдешевом металлическом абажуре.

– Воды! – попросила Соня, сморщившись от гадостногопривкуса во рту.

Похититель суетливо бросился за деревянную конторскуюстойку, достал стакан и эмалированный чайник с отбитым носиком. Налил полстаканажелтоватой воды и поднес Соне. Девушка отпила пару глотков, у воды былпротивный железистый привкус, но ей все же немножко полегчало. Подняв глаза напохитителя, Соня осипшим больным голосом спросила:

– Что тебе от меня нужно? Кто ты такой?

Тот наклонился к ней, уставился лихорадочно горящими,безумными глазами и почти шепотом спросил:

– Ты меня не узнаешь? Неужели ты меня не узнаешь?

Соня еще раз внимательно вгляделась в его лицо. Безусловно,в нем было что-то знакомое. Кажется, она когда-то видела этого человека, толькоон был тогда мальчиком…

– Постой, – неуверенно проговорила Соня, – ведь тыжил в четвертом подъезде… Юра, да?

Лицо мужчины передернулось мучительной судорогой, онутвердительно кивнул, не сводя с Сониного лица больных глаз.