— Снимай маску… здесь все свои и Саня тоже свой — в доску.

— Ребенка еще испугаю, — ответила она непривычно глухо.

— Нет, Яна уже большая и умненькая, — мотнула я головой, — все ей объясним. Показывай…

Вся левая сторона ее лица бугрилась багровыми шрамами — уродливыми, выпуклыми… будто щеку даже не резали, а рвали — нещадно, как тряпку. И бровь, лоб… маска не могла скрыть все. Мне стало понятно непривычное молчание словоохотливого Сани — он просто не знал, как вести себя в такой ситуации. И я тоже не знала…

— Ужасно, конечно, Мариша, но есть же пластика? — подвела я итог внимательного осмотра, стараясь говорить ровно и только правду. Иначе точно «одним днем» — я бы на ее месте не стала терпеть неискренность и утешительную ложь.

— Же есть пластика, — опустилась она на корточки перед Янкой, повернувшись к ней чистой, не изуродованной стороной лица: — Узнаешь, Мышка Янка, тетю Марину?

— Узьнаю, я уже болшая, — подошла к ней Янка и развернула Маринкино лицо к себе.

— Много вавок, — прошептала, трогая пальчиком багровые рубцы, — мама выличит. Зиленка у нас есть и ватка… я знаю где.

— Мама уже лечит, — поднялась с корточек Марина и внимательно посмотрела на меня: — Приюти, Ксюша. Полтора года нельзя трогать, пока полностью не сформируется рубец. Потом — классическая пластика. Сейчас даже ношение маски под запретом — абразивное раздражение…

— Не вопрос, — потянула я шубку с ее плеч, — это я о приютить, а остальное потом. Разувайся. Начнем с главного сейчас — ванна или просто душ?

Уже вечером, уложив спать Яну, мы смогли поговорить. Маринка стояла у окна, когда я вышла из детской.

— Все метет и метет… часто так? — глухо отозвалась она на мои шаги.

— Первые снега ложатся. А что — тоскливо? — понимающе улыбнулась я, — брось! Здесь хорошие люди и все очень просто — без ненужных условностей. На первый взгляд примитивно, а на деле — очень душевно. Экология дрянь, конечно… здесь я не подумала — Урал промышленный регион. Но у нас удаленка от заводов — многие километры. Не самый хороший район — старенький и считается неблагополучным. Многоэтажки круче и в красивом месте, но там роза ветров складывается не так удачно.

— Многоэтажки… это пара девятиэтажных домов? — улыбалась Марина.

— Строят по самым современным технологиям, — подтвердила я, — ну, пошли… не засыпаешь еще с дороги? — предложила я и прошла на кухню: — Садись, здесь диванчик даже удобнее, чем в комнате.

— Да… неплохо, — снова осматривалась она.

Как оказалось, свою маму Риту Марина оставила на тетку — ее родную сестру. Это был ответ на самый первый мой вопрос.

— Она сама предложила уехать куда-нибудь на время. И я сразу вспомнила тебя, ты ведь тоже сбежала.

— Сложно было выходить на улицу? — осторожно предположила я.

— Да почти невозможно, — согласилась Марина, — но дело не в этом — Слав…

— А что он? — удивилась я, а потом вспомнила, что все-таки являюсь хозяйкой и предложила: — Марина, а давай будет самообслуживание? Сама решай чего хочешь. Покажу — где, что и… наливай чай, включай кофемашину — будь, как дома, а то я ушатаю тебя своим гостеприимством. Так что там Слав?

— Подселился, — расстроенно отвернулась Марина, привычно заправляя машину водой, молоком из холодильника и капсулами. Еще помолчала, прислушиваясь к тихому шуму закипающей воды и заговорила своим новым, непривычным для меня, глуховатым голосом:

— И тут непонятно… Мы стали врагами, Ксюша — настоящими врагами. И я тоже сделала все возможное, чего уж! — прикрыла она глаза, — все казалось верным, как игра по правилам. Доводила его дележкой, играла на нервах, мелькала перед глазами, демонстрируя игнор, но не ждала почему-то такого… Краюхину Таисию знаешь?

— Нет. Из вашей конторы?

— Из нашей. Я уволилась тем самым днем. Застала их… ее у него на столе. Значит, они и раньше, получается… Дальше плохо помню, Ксюш — заявление на увольнение, крики его и мои, потом авария… К себе в палату запретила пускать. А потом он явился к нам с вещами — буду, мол, тут жить и сколько угодно ждать, пока не выключишь дуру. Я тупо фигею, Ксюша… — растеряно пожала она плечами: — Может я и есть дура?

— Да уж… я тоже тупо… — согласилась я и робко так предположила, сама себе не веря: — Может понял что-то, переосмыслил?

— И потому драл ее там? Он знал, что я зайду, должна была ему документы, — усмехнулась она, — но это я еще могу понять, сама старалась… побольнее. Мама вначале была на его стороне, и ее я понимаю, как ни странно и не обижаюсь. Его же потом…? Это что-то за пределами… Мне тогда из квартиры было не выйти — и физиономия и сильные головные боли… скандалить и выживать его просто сил не было. А он каждый вечер сразу после работы приходит, мама кормит его ужином, смотрят на меня оба. Только мама так… с укором, а он глаза сразу отводит. А я понять не могу — противно ему или просто жалко? Неясно, в общем, — нервно комкала она в руках салфетку, — я специально лицо не прятала. Да! То ли противно, то ли пожалел меня.

— Но он же говорил что-то?

— Господи! Да всем известно — адвокатские все свое красноречие расходуют в судах! — нервничала Марина, — ерунду какую-то нес — про родинку. Скучает, мол, б. ь! Прости… останавливай ты меня — позволяю себе последнее время. Нет, я сама больше не буду — за Яну не переживай, — трогала она кончиками пальцев свои шрамы, нервно потирая их.

— Не трогай, — напомнила я.

— Да… да! Зажать даже норовил, терся рядом… Дебил! После всего, что я раньше узнала… после Тайки! Я не понимаю, он что — решил, что планка опустилась, что теперь я все стерплю? Мама потом извинялась передо мной. Да я больше веса за эти две недели потеряла, чем в больнице. Ну и… сбежала, пока он на работе, симку сменила еще там. Мама звонила — орал, что от нее — тещи, не ожидал, что дураку же понятно… а что, собственно, понятно? Говорят — женская логика, а где тут хоть какая-то? Я голову сломала. Жрать ему бл…и его не готовят или дают не так? Прости… прости…

— Тихо, тихо… Ничего, тут бабульки такие — еще наслушаешься: «собака сутулая», «сука в ботах»… Я с ромашкой чай заварю — хочешь?

— Давай… но кофе пропадет, — согласилась она, вытирая слезы и глотая таблетку от головной боли: — Мысли даже были — выйти из дома и пойти, пойти… где-то же земля заканчивается? Ну и… я здесь. Обузой тебе не стану, деньги есть. Еще и страховка — старый хрен всех заставлял страховаться, видно ему проплатили за это, как агенту. Дай Бог ему здоровья, козлу, — отхлебнула она чая.

— Не настоялся еще.

— Ничего, и так вкусно. Я с лялькой тебе помогу. Кто там — ты уже знаешь? — смотрела она на мой животик.

— Бабульки еще раньше сказали — только расти начал, а потом и УЗИ — мальчик. Назову Левушкой — Львом.

— Я бы проще чего… дразнить потом могут, — засомневалась она, как и я когда-то.