— Дразнить льва — себе дороже, — улыбалась я, — выращу мужиком, чтобы мог постоять за себя и за мамку с сестрой. То ли корни, то ли память, Мариша… но здесь я намного сильнее. И спокойнее. Здесь я — это я, и всех такой расклад устраивает. Друзья новые появились, мысли… Я сейчас прокручу тебе кое-что, мысли как раз по этому поводу, — подхватилась я с диванчика, — так делать нельзя, конечно, но в тот раз я специально вызвала Саню на разговор. Вот… послушай, — включила я воспроизведение и послышался чуть хрипловатый, сорванный где-то в походах Санин голос:

— Есть такое понятие — температурная инверсия. Это когда в ясные морозные дни на высокогорьях, на самом хребте бывает даже теплее, чем на прилегающих равнинах — градусов на пять, а то и десять… А что мы все про зиму? Там летом… ты не представляешь — Чусовая… скалы из гипса и алебастра, карстовые пещеры, лес — дикий, дурной. А цветы? Какие цветы ароматные, а это же Север! Пускай и не край, больше — средний Урал, но южным слабо до них, Ксюха. Купальница та же…

— Да, — мой мечтательный голос, — помню — очень нежно пахнет.

— А чабрец — богородская травка? Знаешь, что им раньше бесов из людей гоняли? — хрипловато смеялся Саня, — еще я пижму почему-то люблю, кровохлебка тоже — красиво…

Я рассказала Маринке все о Сашкиной промысле, о его друге Михаиле — взрослом уже мужике и по годам, и по виду — бородка, по-медвежьи мощная, чуть неуклюжая фигура.

— Энтузиасты… такие горят своим делом, а почему-то на вторых ролях, на голой фиксированной ставке, — недоумевала я, — хотя клиентура уже наработана, а подобные турпоходы для таких же больных на голову, думаю — недешевы.

— А сколько человек бывает в группе? — заинтересовалась Марина.

— Зимой — трое, кроме инструктора. Уходят дней на десять, на неделю. Там ограничено спальными местами в избах, да и желающих не так много. Летом группу не ограничивают, походы пешие. Только если сплавляются по среднему течению Чусовой, тогда арендуют катамаран.

— Познакомишь нас завтра ближе, — решила Марина, — тут нужно подумать.

Наши совместные думы вылились в то, что уже через два месяца, к Новому году было зарегистрировано новое турагентство, которому мужчины дали название «Дикий поход». Мы просчитали уставной капитал в деньгах с нашей с Мариной стороны и имуществом ребят — были независимо оценены их снегоходы, оборудование, снаряжение… Договорились, что переход доли в уставном капитале нашей фирмы третьим лицам не допускается. Право выкупа на будущее только у участников. Все это было прописано в уставе и учредительном договоре, заявлено, оформлено и зарегистрировано в налоговой. Генеральным директором на год пока решили поставить Марину, как грамотного законника.

Мы с ней долго корпели над рекламой, потом плюнули и заказали ее, озвучив пожелания. Это должно было выглядеть и звучать, как сказка, как те поэтические Санины рассказы и работать, как дудочка Крысолова. Получилось: тонким посвистом вплеталась в звучание музыкальных инструментов музыка ветра, ложилась под ноги ночная заснеженная река, падал снег с еловых лап, скрипел под лыжами, восходила огромная луна и горел костер в снегу… Казалось даже, что в воздухе витает запах гречневой каши с тушенкой.

Размещение этой красоты на туристических каналах и в центральной прессе потребовало особо крупных вложений.

— Рискуем, — задумчиво говорила Марина, — сама от себя не ожидала — как в омут… а конкуренция запредельная.

— У нас совсем другое — туры для супер-экстремалов. А рискуем мы только деньгами и то не последними, — возражала я, — я уверена в Сане, да и в Мише, ты тоже… — поглядывала я на нее, не спеша еще делать какие-то выводы. Но что-то такое уже было между ними с Сашкой… пока почти неуловимое. Поддержка друг друга в общих спорах, взгляды… Разницу в возрасте я вообще не принимала во внимание — Саша выглядел, да и был уже взрослым, состоявшимся мужиком.

Под Новый год в горы ушла первая группа — пробный поход, который ребята готовили основательно и серьезно. Вдумчиво проложили маршрут, оформили его, согласовали с МЧС, проверили и настроили рации. Закупались, потом сидели, изучали погодную карту, звонили кому-то и советовались, смотрели друг на друга испытывающе и серьезно…

— Есть в обоих что-то основательное, настоящее, глубинное, блин! Никогда не думала, что скажу такое, но сама ушла бы туда — с ними, — тосковала Маринка, — только мне харю студить нельзя.

— Ну ты заговорила, — усмехнулась я.

— А что? Местный говор грубоват, но меток. Пока что харя и есть, — рассматривала она рубцы в зеркале. Но той обреченности, что я видела вначале, того глухого, надтреснутого голоса больше не наблюдалось. Во многом, наверное, повлияло отношение к ее внешности обоих мужчин. Они не отводили взглядов и не утешали, просто приняли во внимание, как говорится. Вначале, при более близком знакомстве Саша был серьезен и помалкивал, а Миша сказал:

— Швырнуло? Тогда ты еще легко отделалась. А перспективы?

— Нормальные, — напряженно вглядывалась Марина в их лица, пока ее рассматривали.

— Ну и ладушки, — подвел итог Михаил, — девка ты красивая и обидно, конечно… но это же ненадолго? Потерпишь. У меня вон Татьяна всю жизнь рябая после ветрянки и ничего. Замажешь, что ли? Ну… вы умеете.

— Это точно, — усмехнулась, расслабляясь, Марина.

Мы сделали снимок ее лица в ноябре и месяц спустя. Выслали их лечащему и внимательно изучили сами — шрамы чуть посветлели, но становились более выпуклыми и от этого более заметными. Головные боли потихоньку уходили, и из лекарств Марина продолжала пользоваться только гидрокортизоном, осторожно втирая его в рубцы. Еще в Москве она отказалась от лазерного облучения, которое просто убирало красноту. Шлифовка тоже была показана только при мелких шрамах.

— Пластика, Ксюша. Но все равно… ни один из современных методов не удалит такой рубец бесследно, там очень глубокое образование — мне четко все объяснили. В молодом возрасте высокая реактивность клеток соединительной ткани… ну — слишком быстро нарастает и получается келоидный рубец. Ничего… сделают из этого выпирающего безобразия светлые, практически незаметные полоски. Научусь потом грамотно маскировать специальными средствами.

В январе Янке исполнилось три года, и она пошла в сад. На него уходили почти все алименты, оставалось только на квартплату. Сад был самый что ни на есть элитный, насколько это было возможно здесь — две совмещенные трехкомнатные квартиры, хорошая детская площадка, повар, няня, и два грамотных воспитателя поочередно. Всего десять детишек в группе — от трех до шести лет. Я познакомилась с каждым и их родителями тоже и осталась спокойна и довольна — сосуществовали разновозрастные дети мирно, а совместные занятия даже помогали развитию младшеньких. Домашние уроки по маминой методике помогли и своеобразный раньше Янкин говор теперь понимали все без исключения дети и взрослые в нашем окружении.

Левушке на этот момент исполнилось уже пять месяцев. Я таскала перед собой пока еще небольшой живот — острый, «пистолетиком». Фасолинка шевелился и, по ощущениям был более беспокойным, чем когда-то Яна. Когда Марина была занята работой, а она устроилась телефонным юристом-консультантом, я готовила еду и часто баловала девочек и себя арабскими вкусностями