— Ужин вот-вот подадут.

Капитан вошел очень тихо и в тот момент, когда я стоялспиной к двери. Интересно, он как-то за мной следил и подгадывал?

— Благодарю. Я поел перед тем, как развести огонь, но судовольствием разделю с вами трапезу, — ответил я, не оборачиваясь.

Причем ответил не на «китайском», к которому вновь прибегкапитан. На том «официальном» языке, гораздо более дипломатичном и витиеватом!Почему?

Наверное, так было правильно.

— Мне давно не доводилось говорить на верхней речи, — сказалкапитан.

— На высокой речи, — поправил я автоматически, потому чтопонял — так будет правильнее.

— На высокой, — послушно согласился капитан. – Мое имя ВанТао. Дозволено ли мне будет узнать ваше имя?

— Кирилл, — сказал я, поворачиваясь. – Зовите меня Кирилл.

Капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то вомне его смущало, несмотря на знакомый ранец и владение «высокой речью».

— Господин Кирилл ожидал у берега моего корабля? — спросилон, чуть склоняя голову.

— Нет, мне это было безразлично, — ответил я. –Распорядитесь, чтобы мою одежду привели в порядок. В этой одежде я чувствуюсебя матросом и борюсь с желанием ставить паруса.

Капитан тихонько засмеялся.

— Господин шутит… Простите скудость того, что я могпредложить. Моя одежда не будет вам впору, одежда моих пассажиров — тоже. Ониуважаемые торговцы с севера… можно ли позвать их к ужину?

— Не стоит смущать их сверх необходимого, — сказал я. И сампоразился тому, как легко вошел в роль высокомерного аристократа.

Капитан послушно кивнул.

— Ваша семья? — Я посмотрел на фотографию.

— О да!

— Все ли благополучно у вас? Радуют ли вас ваши сыновья?

— Как и положено достойным детям уважаемого отца…

— Я вижу, вы немало путешествовали?

Взгляд капитана пробежал по фотографиям.

— Да. Я был молод и безрассуден. Но небо хранило меня.

— Оттуда? — рискнул я, кивнув на фотографию с небоскребами.

— Да. Мне было дозволено! — В его голосе прозвучал испуг.

— Конечно… — небрежно обронил я. В душе все пело отвосторга.

Кажется, я все-таки пришел в дом функционалов.

Вот только хозяев тут давно уже нет.

— Я вижу, что вы терзаетесь мыслью о том, кто я такой, — сказаля. В этот момент дверь открылась, и двое матросов, кланяясь, внесли подносы. Япомолчал, пока они не вышли, хотя и был уверен, что они меня не поймут.

— О нет, нет, господин Кирилл!

Капитан ухитрился произнести фразу так, что в ней прозвучалои чистосердечное отрицание, и ожидание продолжения моих слов. Не так уж и плохоон владел «высокой речью»!

— Так вот, — сказал я, не имея совершенно никакогопредставления, как буду продолжать. Но меня уже несло. – Вам не стоит об этомдумать, потому что вам совершенно не нужно этого знать. Жизнь моя слишкомскучна и обыденна, чтобы засорять ею память столь уважаемого человека. Я бывалв разных мирах, любил разных женщин, дружил с многими мужчинами, многих женщини мужчин убивал, многих спасал. Нигде в мире я не встретил совершенства, и этопостоянно меня гнетет. Но вы молоды, и мои печали не должны вас касаться.

Ван Тао побледнел.

— Прошу простить… я оскорбил вас своими мыслями… мнепоказалось…

— Пустое. — Я махнул рукой. – К чему всем видеть, кто я исколько мне лет?

— Меня учили… я всегда узнавал Людей-над-людьми…

Похоже, я попал в точку.

Капитана смутило не мое появление на берегу и потрепанныйвид, а мой возраст. А еще больше то, что он не видел во мне функционала.Значит, и впрямь немало с ними общался, раз научился чувствовать.

— Я вижу, вы были удостоены высоких знакомств. — Я опятькивнул на спасительную стеночку с фотографиями.

— О да. — Капитан радостно ушел от скользкой темы моегопроисхождения. – Я дважды плавал в запретные земли и возвращался со многимиценными редкостями!

Я подумал, что недорого же ему заплатили за редкости, еслина старости лет он лично вынужден возить торговцев на своей яхте, а не наниматьсебе на службу молодых капитанов. Впрочем, как знать. Есть люди, которыеухитряются к старости просадить целые состояния и вновь добывать свой хлеб, какв молодости. А есть и такие, которые никак не угомонятся, тем более море крепкодержит своих тружеников. В принципе про одного такого, по имениСиндбад-мореход, рассказывала сказки Шехерезада. А про другого сочинил четыре,а в некоторых мирах даже семь книг английский политик Джонатан Свифт.

— Поужинаем? — предложил я. Еда на подносах выглядела весьмааппетитно — горка маленьких пельменей в сплетенных из бамбука тарелках, густойсуп в чашках, крошечные конвертики из листьев, скрывающие в себе начинку.

Капитан вдруг занервничал.

— Все успело застыть, господин Кирилл.

— Остыть, — машинально поправил я, соображая, что происходит.

— Я прикажу разогреть… сейчас… — С ловкостью подхватив обаподноса, капитан выскочил из своей каюты.

Так.

Похоже, я избежал какой-то очень экзотической приправы всупе. И хорошо, если с этой приправы я просто уснул бы крепким сном и проснулсясо связанными руками и ногами. А ведь можно было и вовсе… застыть к утру.

Я дождался возвращения капитана и нарочито громко зевнул.

— Боюсь, что у меня пропал аппетит. Когда вы приходите впорт?

— На рассвете. — Капитан явно понял, что я все понял, итеперь мечтал лишь об одном — убраться от меня подальше. – Море неспокойно, ябы хотел простоять всю ночь на вахте, господин Кирилл.

Да уж, задушевного разговора у нас теперь точно неполучится…

Как должен себя вести Человек-над-людьми, знающий, что егособирались отравить? Надменный функционал, против которого, пусть по незнанию,замышлял какой-то глупый хрыч? Реальная опасность функционалу не грозила, егоорганизм переварит и нейтрализует любые яды, но сам факт…

— Пшел вон, — беззлобно сказал я. – И если кто-то ночьюподойдет к двери каюты, это будет его последняя ночь!

Подобострастно кланяясь, капитан выскочил из своей каюты. Яприсел на койку, посидел, успокаиваясь. Взял с конторки «Трудолюбивого слугу изолотую борозду», пролистал. Да, мальчику-волшебнику даже в пубертатномвозрасте такое бы не приснилось…