После некоторых поисков я обнаружил выключатель — вычурный,бронза и эбонит. Выключил в каюте свет. Стало абсолютно темно. Яхту покачивало;судя по бьющей в борт воде, она шла довольно бодро.

На ощупь найдя кровать, я прилег с твердой мыслью не спатьдо самого утра.

И, разумеется, тут же уснул сном праведника.

Хотим мы того или нет, а принуждение и угрозы — частьповседневной человеческой жизни. И речь не о каких-нибудь суровых ультиматумаходной страны другой, не о помахивающем ножом бандите или строгом милиционере.Речь о самых простых и житейских ситуациях.

«Не доешь манную кашу — не будешь смотреть мультики!»

«Получишь тройку в четверти — не купим ролики!»

«Завалишь сессию — вылетишь из института в армию!»

«Еще раз увижу тебя с Машкой — между нами все кончено!»

«Придешь со встречи пьяным — спать будешь на диване!»

«Кто не останется на сверхурочную работу — может писатьзаявление по собственному!»

«Не принесете справку — пенсию не начислим!»

Боюсь, что и после конца нам предстоит услышать:

«Без арфы и нимба в рай не пускаем!»

Заставлять, убеждать, принуждать — это целое искусство. Имы, конечно, поневоле ему учимся, глотая невкусную кашу и выпрашивая у учителячетверку. Но все-таки без настоящего профессионализма угрожать не стоит.

Это я понял утром, когда оделся, вышел на палубу корабля иубедился, что остался один.

Переборщил. Придется признать горькую правду — я переборщилс угрозами. Отважный капитан Ван Тао (про отвагу я говорю без всякой иронии)благополучно привел корабль в порт, пришвартовал у причала — и смылся вместе скомандой, бросив, по сути, все свое достояние. Видимо, от функционала, да еще ипроштрафившись, он ничего хорошего не ожидал.

— Я вообще-то на самом-то деле добрый, — пробормотал я, стояна палубе. Но меня никто не услышал.

Здесь тоже были горы, но уже нормальные приморские горы, неслишком высокие, как в Крыму. Со склона сползал к морю город — нормальныйприморский город, которому несколько сотен лет от роду, у нас такой был быпрочно облюбован туристами. Вдоль берега шли многочисленные причалы, дальше яувидел пляж — тоже нормальный городской пляж, с самого утра заполненный людьми.Все выглядело так банально, будто я был где-то на Земле.

Впрочем, кое-что все-таки в глаза бросалось.

Во-первых, нигде не было видно антенн, проводов,электрических фонарей. Не в ходу тут было электричество.

Во-вторых, здания большей частью были типичносредиземноморскими, европейскими по стилю. Но выше в горы проглядывали крышипагод, и вообще в архитектуре появлялся уловимый азиатский колорит. МестныйЧайна-Таун?

Ну и в-третьих, совсем высоко в горах, отделенное от городазеленой полоской леса, высилось здание совершенно чужеродное, напоминающеефутуристический небоскреб: стекло, металл, бетон, гнутые плавными линиямивокруг невидимого центра. Что-то вроде… вроде полусложенного веера, которыйзакрутили вокруг оси. Оно было здесь настолько несуразно, что даже не сразубросалась в глаза, сознание словно отфильтровывало картинку за полной еенеуместностью.

Мне сразу стало легко на душе.

Это принадлежало функционалам. Это их строение, такое жеживое, как моя башня.

Я нашел сердце тьмы! Сверкающее стеклянное сердце.

— Ох, как же мы повеселимся! — сказал я, скорее подбадриваясебя, чем угрожая врагам.

В моей голове медленно и прочно сцеплялись меж собой кусочкипаззла.

Кто сказал, что родной мир функционалов — это рай на Земле,царство высоких технологий, нетронутая природа, красота и благолепие? Может, онтаким и был. Когда-то.

А теперь — это Земля-шестнадцать. Выжженная пустыня,отравленный воздух, горящая земля, радиоактивное излучение, руины великихгородов. Почти везде. Только в каких-то далеких уголках планеты, на большихостровах или просто у терпеливой, исцеляющей груди океана уцелели человеческие поселения.Здесь живут люди, обычные, давно забывшие прошлое своего мира. И тефункционалы, что пережили планетарную катастрофу.

Что с ними случилось? Война — ядерная, а может, ипострашнее? Вышедший из-под контроля научный эксперимент? Истощение ресурсов?Падение астероида? Или все сразу?

Умирающий, агонизирующий мир. Люди, роющиеся среди руин впоисках артефактов ушедшей цивилизации. Функционалы-надсмотрщики,предпочитающие теперь экспериментировать в чужих мирах… или, возможно, ищущиепуть спасения своего мира.

Не холодный безжалостный разум, ставящий эксперименты над«мышами в клеточках», как я когда-то наивно подумал. А растерянные,перепуганные Люди-над-людьми, бросившиеся из своего мира в другие.

Но в любом случае здесь их сердце. Здесь их родина.

И я вправе сделать с ними все, что захочу, — за то, что онинатворили на Земле, Верозе, Тверди, Аркане. Ведь и Аркан — это всего лишьинструмент. Их главное пристанище, база. Но родина их — здесь.

И нет ничего страшнее, чем удар в спину. Удар, которого онине ждут. Сюда, вероятно, даже обычные порталы не открываются, они сумелизакрыть обитаемые остатки своего мира, бросив на созерцание таможенникамрадиоактивные пустыни.

Но я прошел. У меня получилось. Где-то что-то пошло не так,я получил больше силы, чем отпущено рядовому функционалу…

Я встряхнулся. Нечего торчать на палубе, вызывая любопытствоаборигенов.

Спускаясь обратно в каюту, я обнаружил в коридоре своюаккуратно сложенную стопочкой одежду — чистую и даже каким-то образомвыглаженную. Поверх одежды стояла пара легких парусиновых туфель вроде нашихтеннисных и даже подходящего размера. Смывшись с корабля, экипаж все-такивыполнил все приказы своего опасного гостя и постарался его ублажить. Вначале яколебался, стоит ли переодеваться в свою одежду. Потом все-таки решил нерасхаживать по городу в костюме матроса.

Воровать я умел еще хуже, чем угрожать. Ну, если невспоминать тот случай, когда на складе нашелся неучтенный винчестер, а у меня какраз винт начал сыпаться… Ладно, это все фигня. Не бывает менеджеров вкомпьютерной торговой фирме, которые не прибирают для личных нужд бесхозноедобро.

А вот сейчас я, будучи в здравом уме и трезвой памяти,собирался обворовать своих спасителей.

Каюты матросов я даже проверять не стал. Чай, не идиоты, неоставят денег и ценностей на брошенном корабле. А вот капитанскую каютуобшарил. Но мне не везло. То ли предусмотрительный Ван Тао совсем не возил ссобой денег, то ли я не нашел тайник. Скорее, конечно, последнее. Моей добычейстала пригоршня мелких денег, к моему удивлению — алюминиевых, и три банкнотапо «5 марок». Эпоха долларов и евро уступила место долгожителям-маркам? Хотявряд ли. К европейским маркам они никакого отношения не имели. Текст былнаписан на двух языках, один из которых был иероглифическим, а второй имел воснове латиницу. «Китайский» и «высокий»? Вполне возможно. На уровнечислительных «высокий язык» могло знать и все население. К сожалению, я не могсейчас воспринимать эти языки отстраненно и попытаться сравнить их с земными —способность свободно говорить и читать словно стерла из памяти другие языки.