И вот тут я увидел болтающуюся под ногами катушку. Нитивсе-таки не хватило.

Автомат я из рук не выпустил. Так со всего размаху катушка иналетела на кольцо прицела. Нить тонко тренькнула и порвалась, а я, кувыркаясь,полетел вниз — успев лишь в последний момент оттолкнуться от скалы.

Небо, скалы, водопад — все закрутилось в дьявольскойкарусели. Я описал, наверное, три полных сальто, после чего по чистойслучайности вошел в воду «солдатиком». Будь рядом спортивное жюри — мне быпоставили неплохой балл. Хотя, наверное, оштрафовали бы за отчаянный вопль,сопровождавший меня весь полет, летящий отдельно автомат и сорванный при ударео воду ботинок с левой ноги.

Меня утащило куда-то очень глубоко. К падению добавиласьбурлящая от водопада вода. Я буквально заставил себя открыть глаза, благо водаздесь была не слишком соленой, и стал плыть на свет — вверх. Уши болели, ужаснохотелось вдохнуть — я вошел в воду на выдохе. Но я греб, превозмогая удушье. Неможет быть, чтобы это был конец. К чему тогда все? Мой бунт, погони, ледяныепустыни Януса, немыслимый спуск…

Я выплыл исключительно на этой мысли — «не может быть, чтобыэто был конец…». Хотя, если уж честно, миллиарды людей в свое время успелиподумать эту мысль — перед тем, как конец все-таки наступил…

Но я выплыл.

Открыл рот и издал достойное продолжение того вопля, скоторым летел вниз. Молотя руками по воде, часто дышал. Ругался матом. Отплывалподальше от грохочущего водопада.

Обнаружив, что остался в одном ботинке, снял и выбросилвторой. Тут же заметил первый, плавающий по поверхности, но было поздно — егоправый брат почему-то камнем пошел на дно.

В первую секунду мне показалось, что отвесные скалывырастают прямо из моря. Но потом я заметил маленький клочок берега, созданныйкогда-то осыпавшимися со скалы камнями. Поплыл к нему, выполз на скалы и застылв позе датской Русалочки, подобрав под себя за неимением рыбьего хвоста ноги ипытаясь отдышаться.

Получилось! Всему назло — получилось!

Настоящий герой — из тех, что перегрызают цепи, плевкомсбивают вертолеты и играючи управляются с десятком-другим врагов, — долженделать все это спокойно, хладнокровно и совершенно безэмоционально. То есть —походить на актера Шварценеггера, недаром в этих ролях и прославившегося. А вотесли в реальной жизни спецназовец будет орать, терзаться, ругаться, красочноописывать последствия своего гнева — как персонажи другого хорошего актера,Брюса Уиллиса, — то через пару лет подвигов герой схватит от постоянныхстрессов инфаркт и будет остаток дней прогуливаться по паркам, кормя пшеномголубей.

Я, наверное, на роль правильного героя не гожусь.

Сидя на морском берегу, я это понял со всей очевидностью.Мне было страшно, даже страшнее, чем при спуске. Меня колотило мелкой дрожью, ине от холода — вода оказалась теплой, а от мыслей о том, как могла и дажедолжна была закончиться моя авантюра.

Немного утешало то, что человек с более богатым воображениемвообще бы сейчас в штаны наложил.

А какой-нибудь фантазер-профессионал вроде фантастаМельникова сделал бы это еще до спуска…

Хорошо им, фантастам! У их героев оказался бы под рукой весьнабор снаряжения, от нормальной веревки до профессиональной «восьмерки». Иликарманный одноразовый антиграв. Или пропеллер, как у Карлсона, — натянулштанишки с моторчиком и лети себе, помахивая рукой, на глазах восхищенныхмалышей.

А тут авантюра чистой воды, экспромт, отчаянная выходкапопавшего в ловушку профана… И то, расскажи о ней сотне-другой людей —математик раскритиковал бы меня за плохие расчеты, физик — за то, что не учелкоэффициент трения, скалолаз — за то, что положился на руки, а не сделал хотябы петли из поясного и автоматного ремней…

Вас бы на мое место, умники! Когда чувствуешь, что с каждойсекундой утекает решимость спуститься, когда понимаешь — еще пять минут, иостанешься куковать на скале, как отец Федор из «Двенадцати стульев»…

Дав мысленный отпор гипотетическим критикам, я слегкарасслабился. Разделся и выжал мокрую одежду. Ночью будет холодно, бриза сберега ожидать не стоит, я сижу под клифом высотой сто семнадцать метров…

Что?

«Восьмерка»? «Клиф»?

Заработало!

Я поводил рукой в воздухе, пытаясь открыть портал. Нет,настолько сильно мои способности не восстановились. Но и прикосновение кэнциклопедическим знаниям функционалов порадовало.

Возможно, я пойму, что мне делать дальше?

Прыгая с камня на камень, я пробежался по крошечному пляжу.Нахлынувшее вновь возбуждение требовало выхода.

Ночевать здесь?

Плыть вдоль берега?

Плыть от берега?

Я согласился бы на любую подсказку интуиции. Но дальшеобрывочных знаний из области геологии и альпинизма дело не шло.

Не плыть.

Ждать.

Развести костер и греться.

Последняя мысль была неожиданно яркой и убедительной.

Может быть, инстинкты функционала предостерегают меня отвоспаления легких?

Я открыл ранец, что, по-хорошему, стоило сделать сразу же.Стал вынимать промокшие вещи.

К моей радости, все пострадало гораздо меньше, чем я боялся.Застежка ранца, обыкновенная на вид «молния», практически не пропустила внутрьводу. Намок только рулон туалетной бумаги, безропотно выполнивший рольсиликагеля. Коробок со спичками оказался сухим.

Теперь следовало найти дрова…

Веток и деревяшек на маленьком каменистом пляже оказалось дообидного мало. Зато бурых водорослей, выброшенных штормами или приливами, уберегового откоса скопились целые груды. Они были практически сухими. Я собралих в кучу и задумался.

Согреться?

Это ли подсказывала мне интуиция?

Вряд ли.

Я безжалостно разорвал пособие по выживанию в Тверди, сделалямку в куче водорослей и запихал туда обрывки. Поджег с первой спички.Водоросли сопротивлялись несколько секунд, а потом начали тлеть.

Нет, греться у этого костра было сложно. Вот подкоптиться —запросто. Я отошел подальше, с любопытством взирая на дело своих рук — густойстолб черного дыма, встающий на фоне откоса. Слабенькое пламя вряд ли быловидно издалека даже в сумерках, а вот дым… дым получился знатный.

Если посмотреть с моря в сторону берега, то идущий от самойводы столб дыма будет отчетливо виден на фоне скалы.