Наркотическая зависимость привела Лизу в объятия Аруэля Эспаты. Его привлекала юность, ей было плевать на все, кроме дозы. Единственная не отвернувшаяся подруга (дочь судьи) попыталась помочь и свела ее со своим отцом. Закончилось это лживыми обвинениями и крахом Псарка, потому что Дилен Рокс умел разыгрывать припрятанные карты.

Он не платил Лизе, это Лада Ши знала точно, однако чем Рокс шантажировал девушку, осталось его собственной тайной. Вероятнее всего, он грозился обнародовать ту версию смерти Келинды, в которой водитель выступал хладнокровным убийцей.

Во время процесса над судьей выяснилось, что Рокс — официальный опекун Лизы. Это стало новостью месяца и позволило ему прессовать Псарка с удвоенной жестокостью. Правда, недолго.

На одном из слушаний Лиза ни с того ни с сего заявила, что все ее показания — правда, но касаются другого человека: важной шишки, которую не посмеет осудить ни один суд Вианды. Она назвала бы его имя, если бы судья благоразумно не сделал перерыв.

С тех пор Лизу не видели. Ее объявили пропавшей без вести, хотя Рокс (и вместе с ним Лада Ши) знал: Лиза покоится на кладбище для бедных под именем Алисы Смит. Согласно отчету медэкспертов, она погибла в результате несчастного случая — выпала из окна двадцатого этажа новостройки. Как Лиза там оказалась, наверняка мог бы рассказать Аруэль Эспата, однако Дилен Рокс никогда не задавал друзьям неудобные вопросы, а Керн Грон предпочитал не видеть зла вокруг себя.

Бретт вернулся домой через полгода после этих событий. Отец счел, что в военном училище парень изменился, превратился в типичного Рокса, и прямым текстом выложил ему правду о жизни и смерти Лизы. После этих откровений Бретт ушел в бродяги и порвал все отношения с семьей.

Он интерпретировал факты по-своему, и каким-то чудом они вписались в его историю всепоглощающей трагической любви. Дескать, чувства юных влюбленных были настоящими, но родители противились их неравному браку и создали невыносимые условия для девушки. Она крепилась до последнего, не желая стравливать любимого с семьей, однако у нее не хватило сил для борьбы. После вынужденной разлуки ее жизнь превратилась в ад. Лиза убежала, живет вдали от мира и ждет возвращения Бретта.

В смерти Келинды она не виновата — любой здравомыслящий человек понимает: ту аварию устроили птицепоклонники, чтобы продемонстрировать Дилену Роксу презираемую им истинную силу Вианды. Это стало еще одной причиной для ненависти к отцу.

Бретт пустился во все тяжкие и даже завел дружбу с Бьеном Зареком — главным конкурентом «РоксГрупп». Бьен обещал помочь с поисками Лизы, взамен требуя самую малость — лояльность к «Олимпикусу». Со временем он начал поставлять Роксу-младшему девушек, похожих на Лизу. Тем же самым занимался и Дилен Рокс, причем если Бьен не скрывал, что роскошные рыжеволосые красотки — подарок, то Дилен пытался устроить сыну «случайную встречу» с истинной любовью.

Бретт ценил честность и охотно пользовался щедростью Бьена. Другие девушки, что подосланные, что нет, его не интересовали. Он верил, что Лиза жива. Его чувства были только для нее.

* * *

— А что с Азаль? — спросила Флора, когда собеседница умолкла и потерла озябшие руки. — Она имеет отношение к этой истории?

Лада Ши отрицательно покачала головой и сощурилась, разглядывая толпившихся на крыльце Тори-Эйл людей.

— Азаль Солнцеликая — коммерческий проект Бьена Зарека, — подтвердила ранее озвученное Жасмин предположение. — Понимаете, Рокс старался искоренить культ птицепоклонников и выставлял их дремучими дикарями, которых не жалко ущемлять в правах сколько влезет. А Бьен дал миру Азаль: эксцентричную, остроумную, сексуальную ведьму, что без стыда попирает пуританские традиции и ненавязчиво рекламирует «Олимпикус». Пожалуй, нынешний подъем культа — исключительно ее заслуга, хотя с сектами у нее напряженные отношения.

— Остроумная? Я бы сказала: неуравновешенная, — пробормотала Флора, тоже поворачиваясь к особняку.

Многовато гостей прибыло… Не к добру это. Точно не к добру.

— Раньше она была совсем другой. — Лада достала запиликавшую инфопанель и проверила сообщения. — Посмотрите передачи с ее участием. Азаль — козырная карта Бьена, которой он побил великое начинание Дилена Рокса по избавлению Вианды от поклонников коренных виандийцев. Не знаю, почему она так изменилась… Возможно, нервный срыв? Простите, мне пора идти.

«Или срыв, или муки совести из-за убийства Сенрика», — Флора поблагодарила собеседницу за откровенный разговор и осталась в саду.

Вокруг разливался аромат цветущих деревьев. Солнце блестело в спокойной воде пруда, спинки новых карпов мелькали у самого берега. У влаголюбивых цветов жужжали ранние мухи, а одинокая птичка с черно-белым оперением старательно выводила замысловатую трель.

Тори-Эйл редко был таким мирным и приятным. Обычно он ассоциировался с кипением жизни, иллюзорным звоном монет, заоблачным богатством…

Флора присела на забытый рабочими раскладной табурет и улыбнулась, заметив совсем еще слабую бабочку. Потом погрустнела: рассказ о первой любви Бретта терзал память, и не важно, что произошли те события восемь лет назад.

— Интересно, в этом доме когда-нибудь было счастье? — прошептала, глядя на беззаботных карпов.

— Никогда, матушка. И не будет, — раздался позади голос среднего из Роксов. — Мы прокляты.

Флора умчалась в дом, не проверяя, в каком настроении Бретт. Перс прав: от него не добиться полезных ответов. Этот человек сам не знает, что правда, а что ложь. Он не стоит риска.

Несмотря на болезненный вид и старомодную ночную рубашку с бесчисленными рюшами, выглядела баронесса Арит Ундийская донельзя величественно. Даже смятая постель, в которой она полулежала, опираясь на подушки, и легкий запах медикаментов не разрушали атмосферу высшего общества, окружавшую эту женщину. Троица прелестных созданий в пеньюарчиках, потупив глазки, расположилась на краешке ее кровати и отлично вписывалась в картину.

При взгляде на эту семейку любой посторонний человек вспомнил бы старые добрые времена и проникся состраданием к благородной матроне и юным красавицам. Жасмин тоже смотрела на них и думала об окутанных ореолом романтики давних веках — тех самых, когда за навет могли вырвать язык, а за покушение сносили голову.

— Я правильно поняла, госпожа баронесса? Вы ничего не отрицаете и готовы понести наказание за свою… Напомните, как вы выразились?

— Неосмотрительность, — подсказал присутствовавший здесь же инспектор Ильс: как всегда угрюмый, недовольный даже чистосердечным признанием.

— Точно. Не повторите свою историю ради протокола?

Рассказ баронессы совпадал с обвинениями, которыми ее забросала Жасмин до прихода инспектора, спровоцировав короткую истерику. Собственно, именно отчаянные вопли Арит в стиле «помогите, меня пожирают дикие асиане» привлекли внимание Ильса. Он примчался спасать Тори-Эйл от новостных заголовком со словом «каннибализм», и неожиданно для всех стал тем элементом, что переключил баронессу в режим величественной скорби и сожалений о нечестном прошлом.