Единственная свеча горела на буфете, и первым делом язаметил ряд искусно расписанных тарелок на буфетной полке. Маленькое окно былозанавешено, на стене тускло отсвечивала картина: Дева Мария с младенцемИисусом. Посреди комнаты стоял большой дубовый стол. На нем лежала молодая женщинасо сложенными на груди белыми руками. Рыжеватые волосы разметались вокруг шеи ипо плечам. Прелестное лицо уже застыло маской смерти. Свисающие с запястьяянтарные четки чуть поблескивали на фоне темного шерстяного платья. Рядомлежали красная фетровая шляпа с широкими мягкими полями и вуалью и пара черныхперчаток. Вещи будто ждали, что хозяйка вот-вот проснется. Англичанин подошелпоближе, аккуратно поправил шляпу, достал из кармана большой платок и уткнулсяв него лицом. Он едва сдерживал рыдания.

«Знаете, что они хотят с ней сделать? – прошептал он,взглянув на меня. – Как вы думаете?»

Хозяйка подошла, тронула его за руку, но он грубо оттолкнулее.

«Не знаете? – прокричал он свирепо. – Варвары!»

«Прекратите!» – глухо проговорила женщина.

Он сжал зубы и тряхнул головой. Волосы упали ему на глаза.

«Не подходите к ней, – сказал он хозяйкепо-немецки, – и ко мне тоже».

В соседней комнате шептались. Англичанин еще раз взглянул намертвую, его глаза наполнились слезами.

«Такая невинная, – нежно прошептал он и, вдругзадохнувшись, потряс кулаком в потолок: – Будь ты проклят… Бог! Я ненавижутебя!»

«Господи», – выдохнула женщина и быстро перекрестилась.

«Посмотрите», – сказал молодой человек и расстегнулкружевной воротничок платья, бережно, словно не мог и не хотел прикасаться кмертвому телу.

Да, это были они. Сколько раз я их видел… Там, на горле, напожелтевшей коже, темнели две маленькие отчетливые ранки. Англичанинпокачнулся, закрыл лицо руками.

«Мне кажется, я схожу с ума!» – произнес он.

«Идемте отсюда». – Хозяйка вцепилась в молодогочеловека, щеки ее вспыхнули.

«Оставьте его, – остановил я ее. – Я позабочусь онем».

«Если так будет продолжаться, я выброшу вас отсюда, прямосейчас». – Губы женщины дрожали, она сама держалась из последних сил. Потомповернулась, закуталась в платок и бесшумно вышла из комнаты. Люди в дверяхрасступились и пропустили ее.

Англичанин плакал.

Я знал, что должен остаться с ним, но не только затем, чтобывыведать что-нибудь у него; мое сердце тяжело билось от волнения: невыносимобыло видеть, как он страдает. Безжалостная судьба столкнула нас в ту ночь.

«Я побуду с вами», – предложил я и принес два стула.Англичанин сел и уставился на свечу.

Я закрыл дверь, и стены отступили в темноту; огонь свечиозарял его склоненную голову. Облокотившись на буфет, он вытер глаза носовымплатком, достал из кармана оплетенную бутылку и предложил мне. Я отказался.

«Расскажите мне, что случилось».

Он кивнул.

«Надеюсь, вы добавите хоть немного здравого смысла этимлюдям. Вы ведь француз?»

«Да», – подтвердил я.

Он горячо сжал мою руку. Он был так пьян, что непочувствовал ее холода. Сказал, что его зовут Морган, что я нужен ему сейчас,как никто и никогда. Я держал его руку, она дрожала, как в лихорадке, и я… Незнаю почему, но я открыл ему свое имя, которое почти никому не доверял. Но онсловно не слышал меня, смотрел на мертвую женщину, его губы сложились в слабоеподобие улыбки, глаза наполнились слезами. Эти слезы растрогали бы даже камень.

«Это я ее погубил! Я привез ее сюда».

Он удивленно поднял брови.

«Нет, – поспешно возразил я. – Вы не виноваты.Скажите, кто это сделал?»

Он замешкался, будто сбившись с мысли.

«Я никогда не выезжал из Англии. Понимаете, я художник…Господи, разве это важно… Мои картины, альбом… Я так любил свою работу! –Его голос сорвался, он обвел глазами комнату; долго, молча смотрел на умершую,потом нежно прошептал: – Эмили!»

И на мгновение передо мной открылись сокровенные глубины егосердца.

Постепенно события стали проясняться. Морган и Эмили толькочто поженились и отправились в свадебное путешествие. Они поездили по Германии,потом добрались сюда на попутных дилижансах. Морган искал места для этюдов;кто-то сказал ему, что возле этой глухой деревеньки сохранился старинныймонастырь. Но молодые так и не успели его увидеть. Трагедия подстерегла ихраньше.

Оказалось, что дилижансы в эту сторону не идут, и Морганнанял крестьянина с телегой. На кладбище при въезде в деревню толпился народ.Едва увидев это, крестьянин остановил повозку и отказался ехать дальше.

«Сперва я решил, что там похороны, – рассказывалМорган. – Люди в парадной одежде, с цветами – это, признаюсь,заинтриговало меня. Так захотелось разглядеть происходящее поближе! Мыотпустили парня, сгрузили на землю багаж. Деревня была в двух шагах от нас. На самомделе, конечно, затея была в большей степени моя, нежели Эмили, но она всегда вовсем меня поддерживала. Я оставил ее сидеть на чемоданах, а сам взобрался нахолм. Вы не видели по дороге кладбище? Наверняка видели. Слава Богу, что выдоехали целыми и невредимыми. Хотя лучше бы вы скакали мимо, неостанавливаясь, – не важно, что кони устали…»

Он опять замолчал.

«Так в чем же была опасность?» – мягко, но настойчивоспросил я.

«А… опасность. Варвары!» – прошептал Морган, оглядываясь надверь. Он еще раз глотнул из бутылки.

«Так вот, не было никаких похорон. Я сам это видел, –продолжал он. – Люди не стали даже разговаривать со мной – вы же знаете,какие они, – но никто не возражал против моего присутствия. Я все вамрасскажу, только вы мне, конечно, не поверите. Но вы должны, должны мне верить,иначе я сойду с ума».

«Я верю вам, продолжайте», – сказал я.