Констанция разочарованно ахнула:

— Всего-то!

И, подозрительно взглянув на любовника, спросила:

— А ты меня не обманываешь?!

— Как ты можешь так говорить, — оскорбился Зюсмайер. — Я выбиваюсь из сил, чтобы тебя поддержать.

— Но Вольфганг говорил, что за «Реквием» заплатят огромные деньги… — растерянно проговорила женщина.

— Хорошо хоть что-то дали, — огрызнулся он.

Констанция на следующий день отправилась к Сальери посоветоваться. Любезно встретив вдову, Сальери внимательно выслушал ее жалобы на тяжелое материальное положение, предложил помощь, согласился принять в обучение старшего сына.

— Я думаю устроить благотворительный концерт и средства передать вам, — пообещал капельмейстер.

Констанция пожаловалась на Зюсмайера, что подозревает, как копиист, пользуясь тем, что вдова не разбирается в бумагах Моцарта, грабит ее, присваивая ноты, оставшиеся после композитора.

Сальери попросил ее прислать к нему бывшего ученика.

— Ты ведешь себя подозрительно, — упрекнул он Зюсмайера. — Имя Моцарта еще на слуху, как бы не вышло скандала.

Зюсмайер пренебрежительно ответил:

— Не мне нужно бояться скандала. Ведь повсюду говорят, что Моцарт был отравлен. И отравил его Антонио Сальери.

Сальери вскочил на ноги и гневно посмотрел на бывшего ученика:

— Не смей повторять эти гнусные сплетни! А то ведь я тоже могу поверить всему, что про тебя говорят.

Зюсмайер смутился.

— И с Констанцией будь поласковее, — смягчился Сальери. — Кстати, очень интересную новость я недавно узнал. Любимая ученица Моцарта фрау Хофдемель скоро должна родить, а она ходит в трауре по маэстро, к большому неудовольствию ее мужа.

Вечером в разговоре с Констанцией Зюсмайер, словно невзначай, обмолвился:

— Вся Вена говорит, что Магдалена Хофдемель, несмотря на беременность, носит траур по Моцарту. А ведь у нее с Вольфгангом были такие теплые отношения, он даже концерт ей посвятил.

Констанция вспыхнула и процедила сквозь зубы:

— Не удивлюсь, что она носит его ребенка. Припоминаю, ты мне рассказывал, что Вольфганг влюблен в Магдалену Хофдемель. Я этого так не оставлю!

«Какие же все-таки эти женщины коварные, — подумал Зюсмайер. — Сама жила со мной, почти не таясь мужа, а из-за его любовницы злится».

Проводив Прозоровского, Диана с облегчением вздохнула и задумалась. Обаяние Арнольда, его шарм и ореол загадочности, что так пленили ее при первой встрече, быстро померкли. Под лоском «звездности» обнаружилась малоинтересная, мелкая личность. Теперь все прежние чудесные чувства, которые Диана испытывала к нему, растаяли, и осталось лишь разочарование. Она больше не видела рядом с ним своего будущего и понимала, что он постарается получить от нее то, что ему нужно, а именно ноты «Реквиема» Моцарта, и исчезнет из ее жизни навсегда. Ее раздумья прервал телефонный звонок.

Звонили из кинотеатра. На работу не вышла билетер Кукушкина, и до нее не могли дозвониться.

Несмотря на то что у нее был выходной, Диана, чтобы отвлечься, поехала на работу.

Клара Федосеевна Румянцева, второй билетер из смены Кукушкиной, взволнованно поведала Диане, что Аделаида Семеновна, которая всегда вовремя приходит на работу, сегодня опаздывает уже на три часа и дома у нее никто не берет трубку, хотя в это время дома всегда находится Славик, ее сын.

— Не к добру все это, случилось, наверное, что-нибудь, — тревожно вздыхая, повторяла Клара Федосеевна.

— Хорошо, я сейчас схожу к ним и узнаю, в чем там дело, — вздохнула Диана.

— Вы одна-то не ходите, — испуганно проговорила женщина, — возьмите с собой кого-нибудь… А может, лучше милицию вызвать?

— Я подумаю, — пробормотала Диана и пошла звонить Суржикову.

Следователя на месте не оказалось, и Диана взяла с собой Ирочку, которая второй день работала администратором, и пошла к Кукушкиным сама.

Девушки долго звонили в квартиру, но никто дверь не открыл. Тогда Диана позвонила соседям. Открыл седой старик в очках, со слуховым аппаратом и долго допытывался, что им нужно. Как девушки ни пытались до него докричаться, он упорно ничего не слышал и, приставив руку к уху, кричал:

— Ась…

Так ничего и не добившись, Диана еще раз позвонила к Кукушкиным и расстроенно подергала ручку. Дверь подалась и, скрипнув, распахнулась. Девушки испуганно замерли.

А сосед-старичок оказался прытким, мимо них протиснулся в квартиру и исчез в одной из комнат. Диана с Ирочкой последовали его примеру, прошли в большую комнату и вскрикнули от ужаса.

На полу лежала Аделаида Семеновна, у нее были выпучены глаза и лицо совершенно жуткое. А шея перетянута чем-то блестящим.

Рядом на диване точно в такой же позе полулежал сын Кукушкиной — Вячеслав. Он тоже был мертв, рядом с диваном валялись стакан с остатками какой-то жидкости и небольшой моток скрипичных струн.

Тут Диана заметила на столе исписанный лист бумаги.

Она быстро взяла его и пробежала глазами по неровным строчкам. Это оказалось признание Вячеслава Кукушкина в убийстве соседки Вебер, бывшей любовницы Эмилии Бобрышевой и неизвестной ему девушки. Вячеслав написал, что тяга к убийству смертельно мучает его и он не в силах жить с этим, убил мать за то, что родила его таким, и сам уходит из жизни.

Диана вывела из квартиры испуганного соседского старика и от него позвонила Суржикову. На этот раз следователь был на месте.

Через полчаса квартира Кукушкиных наполнилась сотрудниками милиции. Эксперты-криминалисты сразу взялись за дело, а Суржиков записывал показания Дианы и Ирочки.

Диану всю трясло.

— Никогда бы не подумала, что Вячеслав убийца, — всхлипывала она. — Обычный парень. Вы же помните, как мы с вами у них были в гостях, сидели в этой самой комнате, ели пироги. Нет, я не верю, что Кукушкин мог кого-то задушить, тем более свою мать.

Суржиков озадаченно почесал нос.

— Не мог. На время убийства Вебер у него алиби, и на время убийства Бобрышевой тоже, он с восьми часов был на занятиях в «Лужниках». И что за странное письмо-признание?

— Да, — судорожно вздохнула Диана. — Как-то странно это все.

— Все подано как на блюдечке с голубой каемочкой, и струны от скрипки тут же, — мрачно буркнул следователь. — А почему вы думаете, что он не мог совершить убийства?

Задумавшись, Диана изрекла: