Он думал о библиотеке Королевы, о том, как время останавливалось, пока он сидел там, а все таяло и расплывалось, и ему казалось, что он часть Лучшего мира. Он не мог этого сделать, но и свои книги оставить не мог. Ситуация казалась безвыходной.

Тайлер встал и положил руку на стену, поглаживая белый камень. Он понял, что молитва ему не поможет и что он не может позволить себе полагаться на чудеса. Бог не станет выделять Тайлера среди других. Если он хочет спастись, ему придется спасаться самому.

* * *

– Пустая затея, – проворчал Булава.

– Вы считаете все мои задания глупыми, Лазарь. Я не удивлен.

Они продвигались в почти полной темноте по одному из многочисленных туннелей, казалось, пронизывавших всю Цитадель. Единственным источником света служил факел, который нес отец Тайлер, хромающий рядом с Пэном. В тусклом янтарном свечении лицо священника казалось бледнее, чем когда-либо. Келси спросила Булаву, что происходит в Арвате, отчего отец Тайлер выглядит таким несчастным, но Булава, будучи Булавой, ничего не сказал, отметив только, что новый святой отец еще хуже старого.

На эту маленькую прогулку Келси подбил отец Тайлер. Видение Уильяма Тира ввергло ее в своего рода безумие, и на прошлой неделе она перевернула библиотеку Карлин вверх дном, вознамерившись найти сведения о Лили и Греге Мэйхью, о Дориан Райс, хоть о ком-нибудь. Когда утром прибыл отец Тайлер, Келси сидела на полу в библиотеке, в тисках бессонницы и неудачи, окруженная книгами Карлин. Она вцепилась в священника, как в последнюю надежду. Существуют ли какие-либо написанные истории о годах, близких к Переходу, о жизни Уильяма Тира? После Перехода, разумеется, ничего не издавалось, но, может, найдется рукописная история? В конце концов, кто-нибудь мог вести дневник.

Отец Тайлер с сожалением покачал головой. Многие поколения утопистов, действительно, вели дневники, но в мрачный период после убийства Тира многие из них исчезли. Какие-то фрагменты сохранились в Арвате, и отец Тайлер их видел, но в них описывались повседневные проблемы выживания: нехватка продовольствия, строительство новой деревни, которая однажды станет Новым Лондоном. Большинство знаний самого отца Тайлера о Переходе основывались на устной истории, том же фольклоре, что признавали остальные тирцы. Никаких записей не уцелело.

– Но есть кое-что, Ваше Величество, – отметил Тайлер после минутного раздумья. – Отец Тимпаний рассказывал о портретной галерее где-то на нижних уровнях Цитадели. Регент посещал галерею время от времени, и отец Тимпаний говорил, что там есть портрет Уильяма Тира.

– С чего это моему дяде было посещать портретную галерею?

– Это галерея ваших предков, Ваше Величество. Тимпаний говорил, что, напившись, ваш дядя любил приходить туда и кричать на портрет вашей бабушки.

Оказалось, что Булава точно знал, где находится галерея: двумя этажами ниже, на уровне прачечной. Когда они спускались по винтовой лестнице, Келси слышала голоса через стены. Хотя у нее имелась собственная прачечная – на этом настоял Булава, опасавшийся контактных ядов, – Келси держала прачечную Цитадели открытой, и белье со всего остального Королевского Крыла отправлялось туда. Цитадель ее дяди пестрела ненужными слугами, но Келси не могла оставить столько людей без работы. Она уволила худших слуг Цитадели, массажисток и эскортниц, оставшихся невостребованными. Но услугами всех остальных старалась пользоваться.

Внизу королева видела не дальше крошечного тусклого факельного круга, который их окружал, но чувствовала огромное пустое пространство над головой.

– Кто построил все эти туннели?

– Они – часть исходной постройки, госпожа. От верха до подземелий Цитадели найдется не один потайной ход. Несколько ходов выходят в город.

Упоминания о подземельях заставили Келси подумать о Торне, который сидел сейчас в камере особой конструкции несколькими этажами выше. Келси боялась оставлять его в подземельях Цитадели, даже если на страже неотрывно стоял Элстон. У нее также было смутное представление, что Торна следует держать отдельно от альбиноски, Бренны. Поэтому он оставался в изоляции, не считая злорадствующего Элстона, стоящего прямо за прутьями его камеры. Келси не знала, что делать с Торном. Отдать его под суд? За последние шесть недель Келси и Арлисс тихонечко преобразовали Бюро переписи населения в агентство по сбору налогов, но они также перетянули честных людей из Бюро в судебные органы. Создание системы правосудия шло медленно: в Тирлинге было мало законов, и ни один из них не был толком записан.

С подходом мортийцев к границе у Келси оставалось на это не слишком много времени, но по ее просьбе Арлисс продолжил реформы, и теперь в Новом Лондоне открылось пять публичных судов, куда любой желающий мог подать ходатайство на удовлетворение жалобы. Корона могла передать Алана Торна в государственный суд, но что, если его оправдают? Судью или присяжных можно подкупить. И наоборот, даже если бы вина Торна вызывала сомнение, многие присяжные осудили бы его, невзирая на доказательства. После Регента Торн был самой ненавистной фигурой в Тире.

Реальной цели судебного разбирательства не было, но все же Келси чувствовала, что она должна быть.

Булава просто хотел, чтобы Торн поплатился жизнью. Его так ненавидели, что никто бы не возражал против быстрой расправы, особенно если Келси разрешит публичную казнь. Она видела крупицу мудрости в совете Булавы: такой шаг мог обеспечить ее трон поддержкой любого, кто когда-либо наблюдал, как любимого человека заталкивают в клетку. В эти дни даже Арват не протестовал против смертной казни, да и сама Келси ничего не имела против. Но что-то в ней требовало суда, даже показательного, чего-то, что бы узаконило казнь. Правда, юридический прецедент для внесудебных казней существовал: если верить фольклору отца Тайлера, Уильям Тир практиковал их, а одну даже привел в исполнение лично.

«И я тоже», – вдруг холодно подумала Келси. Она снова увидела перед глазами кровь, густую и теплую, бьющую по правой руке и капающую с предплечья. Весь мир считал, что Мерн пал жертвой Битвы при Аргосе. Булава способствовал распространению этого слуха, но Кесли и остальные стражники знали правду, и пусть она пыталась выбросить это из головы, перед глазами так и вставала ее рука с ножом, омытая кровью. Учинить суд над Торном казалось чрезвычайно важно.

– Прикройте глаза, госпожа.

Келси заслонила глаза рукой, когда впереди во тьме расцвел дневной свет. Она прошла через одну из потайных дверей Булавы и оказалась в длинной узкой комнате с высоким потолком. Свет лился из окон в дальней стене. Выглянув в окно, Келси поняла, что они в самой западной части Цитадели. Снаружи сперва показались очертания города, а потом коричневый фон гор Клэйтона.

– Вот и пришли, Ваше Величество! – из дальнего конца коридора объявил отец Тайлер.

Келси повернулась и обнаружила, что стена, через которую они только что прошли, увешана портретами. Они висели по обе стороны по всей длине галереи. Отец Тайлер подошел к самому дальнему портрету и положил руку на основание рамы, где помещалась деревянная дощечка с гравировкой. На портрете Келси увидела того же человека, что и в видении: высокого, сурового мужчину с деловыми чертами лица, с коротко подстриженными светлыми волосами… Ее сердце заколотилось. Конечно, она знала, что ее видения настоящие, но все-таки получить неоспоримые доказательства оказалось огромным облегчением.