Эдин кивнул.

— Да, милорд.

Между прочим, он ведь не у капитана спрашивал.

— Я оказался на улице без гроша, — продолжал капитан Кай, — и речи не было, чтобы получить займ, моего больного отца его друг из жалости выкупил из долговой тюрьмы, погасив часть векселей. Но лишь часть. Я до сих пор должен, и поэтому не могу купить торговую лицензию. Но я умел прокладывать путь кораблю… и, в общем, вот так оно все получилось в конце концов.

— Мне жаль, милорд.

Капитан махнул рукой и отвернулся, пробормотал:

— Жаль, да… Она готовилась к свадьбе… старшая из моих сестер. А теперь она вечная рабыня подлого джубаранца! Она была красивой, веселой, счастливой… и свободной! И, что бы я ни сделал, ничего уже не изменить.

Эдина, должно быть, демон за язык дернул:

— Я это хорошо понимаю, милорд. Я ведь тоже был свободным, а потом вдруг проснулся невольником. И даже не понял толком, как оно вышло.

Капитан повернулся к нему, пристально посмотрел. Эдин не отвел взгляда.

— Я просто хотел увидеть своего отца, милорд. Только на один день приехал в Сарталь. Но оказалось, что отца у меня нет. И вот…

— Ты считаешь, что это можно сравнивать? — дернул бровями капитан Кай.

— Нет, милорд. Вы же не подлый джубаранец, а я — вряд ли раб навечно. Но скоблить котлы на кухне добровольно я не стал бы, милорд… — Эдин осторожно улыбнулся — это он рискнул пошутить.

— Ну-ну, — капитан больно взял его за плечо. — Бойкие вы на язык, циркачи. И не смей мне на жалость давить. Как я решил, так и будет, ясно тебе? Или…

Он отпустил плечо Эдина, и хотел отойти, но…

Сюрпризы этого утра еще не иссякли, оказывается. Следующий явился под видом ялика, в котором плыл, споро работая веслами, худой человек в потрепанной робе и шапке набекрень.

Собственно, Эдин его уже не раз видел — тот торговал по-мелочи, плавал по гавани на своем ялике, предлагая матросам вино в бутылках и всякую всячину, и выполняя их мелкие поручения.

— Эй, на «Деве»! Боцман! — завопил торговец.

Капитан наклонился над бортом:

— Я за него? Чего надо? Опять приволок дрянное пойло, из-за которого парни по утрам стонут, как морские черти?

— Весть по морской почте пришла, милорд! — игнорируя несправедливые упреки, офеня сразу перешел к делу. — Если вы, милорд, знаете что-то про парня, купленного в Сартале в конце лета, четырнадцати лет, называет себя Эдином Сиверинтом, то за него готовы хоть сейчас дать полторы тысячи ленов! Куча серебра за бестолкового мальчишку, милорд! Вы мне денежку, милорд, а я скажу, кто платит!

Эдин так и застыл на месте. Ослышался?

У капитана тоже вытянулась физиономия.

— Эдином Сиверинтом? В Сартале? — задумчиво повторил он. — Полторы тысячи ленов? Очень интересно…

— Вентсивером, милорд, — тихо поправил Эдин.

— Да-да, я понял…

Капитан пошарил в кармане, выудил монету, бросил в ялик.

— Кто платит?

И получил ответ:

— Капитан Нид, милорд, с сольвеннского шерка «Ваяна», во-он там стоит!

— Спасибо, дружище, как найду парня, так воспользуюсь!

Опять крепко взяв за плечо, капитан отвел Эдина от борта.

— Почему тебя ищет капитан сольвеннского тоговца?

— Я не знаю, милорд… — растерялся Эдин. — Не знаю никакого сольвеннского капитана!

— А кто может за тебя заплатить? Ты что-то про отца говорил? Постой, еще ты, в самый первый день, про какого-то графа упоминал — не сочинял, нет?

Эдин мотнул головой.

— Нет. Граф Верден. Он… Он опекает меня, милорд.

— Вот оно что. Слыхал я такое имя. Что ж, может быть, сольвеннец только посредник, выкупить тебя хочет, чтобы самому получить всю награду. Интересно, сколько это? Пятка! — гаркнул капитан.

И тогда тот, сонный, выполз на палубу, сразу получил приказ — хоть как, но все разузнать.

И совсем скоро боцману удалось выяснить, сколько решил выгадать на парнишке из Сарталя сольвеннский торговец. За Эдина назначили награду в тысячу золотых солленов, и выплатит эти деньги солидный торговый дом в Гризале, а точнее, в городе Тасане. Капитан, услышав такую сумму, даже присвистнул, а Эдин и вовсе опешил. Ведь каждый соллен идет за тридцать ленов, и никак не меньше.

— Почему за тебя готовы отвалить такие деньжищи? Зачем? Что-то натворил, а? — подступил к Эдину капитан. — Кто ты, наконец?!

Эдин сам ничего не понимал, только головой мотал — ничего он не натворил! А кто он? Циркач! Просто циркач! Сирота? Ну конечно!

— Сиротка из бродячего цирка, которому покровительствует бывший министр и гринзальский торговый дом?! Да еще столько золота отсыпают? — выходил из себя капитан. — Да кто из нас идиот? Что ты натворил, лучше сразу отвечай!

Эдин понятия не имел, что он натворил. Вроде ничего особенного…

— Дурень ты, не отпирайся, — вздохнул капитан Кай. — Если на расправу, то я тебя не выдам. Если нет — выдам, и пинка под зад дам, и золото получу. Все одно, раз ты у нас, вишь, такая персона, то мне не подходишь, разве только и дальше котлы драить. Чтобы как на духу мне все рассказал, и сейчас же, понял?..

Эдин все прекрасно понял, но рассказывать, тем не менее, ему было совершенно нечего.

— Глаз с него не спускать, — велел капитан. — Надо же, никогда мне еще не удавалось так выгодно вложить деньги. Пятка, вечером всем быть на борту. На рассвете выходим.

Они не отправились сразу в Тасан. Какое-то время капитан Кай осторожничал, писал письма, договаривался, сопоставлял. Величина вознаграждения, с одной стороны, его смущала, с другой манила.

А Эдин волновался — что-то будет? Кто предложил за него такое вознаграждение от имени гринзальского торгового дома? Кроме Графа вроде некому. Но откуда у Графа такие деньги?!

А если — маркграф Сарталь? Но он ему не отец, с какой стати бы захотел раскошелиться? Да если бы и был отцом, он ведь знать не хотел его четырнадцать лет, а тут вдруг?..

Повариха Сита сказала, что маркграф не его отец, и он поверил. Особенно когда увидел те портреты в галерее. Но если правда — какая-то совсем другая?

Он не хотел бы быть разменной монеткой в чьих-то чужих делах, но иного выхода для себя не видел. Сбежать — никакой возможности. Только ждать и надеяться, что все обойдется.

Наконец, капитан Кай принял решение.

— Эх, — сказал боцман Эдину, — а я к тебе уже привык. Ну ладно, здоровее будешь. Может, свидимся когда-нибудь, а?..

Обмен Эдина на золото состоялся на борту «Девы», которая стала на якорь неподалеку от пустынного берега в часе хода до Тасана. К ее борту подошла лодка, и по услужливо спущенному трапу на палубу поднялся худой невысокий человек в строгом черном с серебром камзоле и коротком плаще. Он тащил, прижимая к боку, увесистый мешочек из плотного холста. Не такой уж большой, но видно было, что «черному камзолу» тяжело его держать.