– Почему ты никогда не навещаешь его? – спрашиваю я сдавленным от сдерживаемых слез голосом. – Он скучает по тебе. Очень. Ты тоже наверняка скучаешь по нему, Лор, я знаю.

Она ничего не говорит, но быстро моргает.

– Он знает, что его поступок непростителен, вот почему мы должны простить его. Он не… у него не все хорошо.

Лора перестает моргать, и я вижу влажный блеск в ее глазах. Едва громче, чем шепотом, она произносит:

– Мама сказала…

Мне не нужно говорить ей, что мама видит то, что хочет видеть.

Просить Лору о том, чтобы она навестила Джейсона, кажется немыслимым, но, может, она хотя бы зайдет к нему в комнату? Это ведь такая малость.

Я протягиваю к ней руку.

– Посиди со мной?

Взгляд Лоры, только что смягчившийся, становится диким и испуганным; пальцы впиваются в дверной косяк.

Боль в моей груди усиливается.

– Пожалуйста?

Но Лора не откликается. Джейсон любил ее – любит – так сильно, а она даже не переступает порог его комнаты.

– Он бы пришел к тебе, ты же знаешь. Что бы ты ни совершила. Он бы разбил палатку возле твоей камеры, если бы ему позволили, нашел бы способ прорваться к тебе, только бы тебе не было одиноко. Помнишь, как он заполучил для тебя Дакки? Он работал в зоомагазине у мистера Зеллнера, неделями чистил клетки, вставал каждый день в четыре утра, чтобы успеть до школы. Это после того, как нам пришлось вернуть котенка, потому что у тебя была аллергия. А помнишь космическую диораму в третьем классе, которую ты уронила и сломала вечером накануне сдачи? Он не спал всю ночь, переделывая ее вместе с тобой. Он отдал тебе свою рубашку, когда ты упала и порвала штаны в миссионерском походе. Ты хоть помнишь, как он обгорел на солнце? Он потом несколько дней не мог ходить в школу.

Мое сердце разрывается от этих слов, в каждом из которых – правда. Они должны тронуть и ее сердце, но нет. Она не отпускает дверной косяк, и босые ступни намертво прикованы к полу.

– Как ты можешь вот так запросто отвернуться от него? – Я дергаю головой, отвожу глаза, не в силах смотреть, как она отказывает ему даже в такой мелочи, когда он с радостью отдал бы свою жизнь за нее, за меня, за кого угодно из тех, кого любил. А он умел любить, любить без оглядки.

Мой взгляд останавливается на коллаже из фотографий, прикрепленных к стене над столом Джейсона, – его единственный вклад в украшение комнаты. Здесь много снимков, на которых он позирует с друзьями; а вот они с папой на рыбалке или с Лорой на качелях – момент украдкой запечатлела мама. Он улыбается ей сверху вниз, и по движению ее плеч можно угадать, что она тоже улыбается. Тут я вскакиваю с кровати, чтобы сорвать со стены эту фотку и показать ее Лоре, но, когда подхожу ближе, мой взгляд скользит к другой фотографии – ее загораживает настольная лампа, поэтому я не заметила ее с кровати.

Я видела ее не счесть сколько раз. До ареста Джейсона эта фотография служила аватаркой на всех его страницах в соцсетях и заставкой на телефоне. На ней Джейсон запечатлен со своей тогдашней девушкой, Эллисон. Она сидит у него на закорках, хохочет, обвивая руками его голые плечи; они оба мокрые, только что из воды. Джейсон, снятый в профиль, с улыбкой оглядывается на нее. Помню, впервые увидев фотографию, я поверила брату, когда он сказал, что женится на этой девушке. Раньше я думала, что Эллисон испытывает такие же чувства, и не только к Джейсону, но и ко всем нам.

Я хватаюсь руками за край стола, потому что ноги подгибаются, не выдерживая разом отяжелевшего тела. Джейсон говорил, что ее не было в городе той ночью, но сказал ли он правду? Или солгал, чтобы оградить ее от обвинений и подозрений, которые посыпались бы на нее как на возможную свидетельницу?

– Брук?

С фотографией Джейсона и Эллисон в дрожащей руке я поворачиваюсь к сестре, но ничего не говорю. Мысли приходят быстрее, чем я успеваю их разобрать. Я уверена, что-то произошло той ночью, что заставило его потерять контроль над собой. Я смотрю на фото влюбленного мальчишки и девушки, которая всегда находилась рядом. Если кто-то еще и был там, в лесу, так только она.

Хотя вот уже год я ничего не слышала о ней, мне требуется всего несколько часов, чтобы выйти на след бывшей девушки Джейсона. Пролистывая страничку в Facebook ее бывшей соседки по комнате в общежитии колледжа, я узнаю, что в настоящее время Эллисон работает по ночам, чтобы оплачивать учебу в школе медсестер неподалеку от Остина. Со слов той же соседки, она больше не откликается на Эллисон или Эли, и ее знаменитые светлые волосы до талии тоже в прошлом. Даже зная все это, я не чувствую, что готова к встрече с ней, когда следующим утром разглядываю ее через окно закусочной Розанны.

В отличие от Эллисон, волосы Лиссы едва доходят до плеч ее кремово-коричневой формы официантки. И не такие золотистые, какими я их запомнила; они стали более тусклыми и чуть потемнели, как будто давно не видели солнца. Все в ее облике говорит о том, что девушка не бывает на солнце. Она не так бледна, как Джейсон, но на ее лице проступает какая-то болезненная изнуренность, и это тревожит.

Какое-то время я наблюдаю за ней, пытаясь увидеть знакомую мне девушку в официантке, вяло принимающей заказы и доставляющей еду. Она довольно непринужденно улыбается посетителям и коллегам, хотя и не так самозабвенно, как раньше.

Я до сих пор помню, как Джейсон впервые привел ее к нам домой для официального знакомства, когда они учились на первом курсе Техасского университета. Они встречались всего несколько недель, но уже было ясно, что Джейсон влюблен по уши, до беспамятства. Труднее сказать, насколько сильны были ее чувства к нему, но рядом с Эллисон мой брат выглядел счастливее, чем когда-либо, и для меня решающим стало то, что она не пыталась отвадить его от семьи, как это делали некоторые его девушки в прошлом.

Всякий раз, когда они вдвоем приезжали к нам погостить, чаще всего именно она приглашала меня и Лору пойти с ними в кино или перекусить где-нибудь в городе, и не чувствовалось, что эта мысль пришла ей в голову в последнюю минуту. Она даже пекла пироги со мной и мамой, пока Джейсон помогал Лоре с уроками, а потом, казалось, с удовольствием смотрела телевизор в семейном кругу, вместе с нами устраиваясь на диване, а не уединяясь в углу со своим парнем – даже когда он не так уж тонко намекал, что не помешало бы отдохнуть от сестричек.

Эллисон любила проводить время с нами и даже не пыталась скрывать, как ей нравится быть частью нашей семьи. Ее собственная семья была трагически расколота. Эллисон воспитывала бабушка довольно преклонного возраста, которая, собственно, и была ее семьей, если не считать гораздо более старшей сводной сестры.

Мне нравилось, когда Эллисон была рядом, и еще больше нравилось то, каким счастливым она делала моего брата. Мы с ней очень разные и вряд ли стали бы лучшими подругами, если бы Джейсон нас не познакомил, но спустя какое-то время уже не только мой брат представлял себе будущее, в котором она виделась моей сестрой.