– Отказываешься. И хуже того, думаешь, что поступаешь благородно. – Она смахивает злую слезу шлепком ладони. – Вовсе нет. Держу пари, твоему брату это категорически не понравится.

Мое сердце сжимается от боли, но Мэгги не дает мне возможности вставить слово.

– Ты говоришь, что любишь своего брата… а он любит тебя? Любит? Будет ли он счастлив видеть тебя здесь такой, когда все мы знаем, что твое место там, на льду? – Она машет в сторону катка и опускает руку. – А твои родители будут гордиться тобой за это? Твоя сестра проникнется к тебе уважением?

Я хочу зажмуриться, чтобы не видеть свирепого выражения лица Мэгги.

– Моя мама знает, что я должна остаться здесь. Может, я и хочу кататься, но она права. – Меня начинает трясти, несмотря на послеполуденную влажность. – Джейсон не выживет в этом ужасном месте, если мы с мамой перестанем его навещать. Мама совсем расклеится, если ей придется ездить туда одной. Отец может навсегда поселиться в подвале, а Лора найдет для себя клетку побольше и выбросит от нее ключ.

Мэгги больше ничего не говорит, пока мы не заканчиваем с очисткой стены и не возвращаемся внутрь.

– Брук. Сделай одолжение, катайся на коньках. Борись.

Я перевожу взгляд с нее на лед и обратно.

– В любом случае это уже не важно. Мой друг Антон, тот парень, который должен был выступить со мной… в общем, я сказала ему, что он мне больше не нужен. – Это было первое, что я сделала после встречи с Эллисон.

– Тебе никогда и не нужен был партнер. Выступай одна. Номера с партнером – это, конечно, замечательно, но совершенно необязательно. Ты и сама знаешь. – Она вздыхает. – Я не могу заставить тебя участвовать в кастинге. Я просто думаю, что тебе следовало бы это сделать. По-моему, ты ошибаешься насчет тех людей, которые тебя любят. Надеюсь, твой брат – один из них. Если это так, готова спорить, ему будет приятно следить за твоими успехами на льду, это сделает его счастливым, даже если будет означать, что вы станете видеться реже.

Но она ошибается. Теперь уже ничто не сделает моего брата счастливым, а мой отъезд – тем более.

Дома я замираю на полпути к кухне, когда слышу мамин голос. Только это не настоящий мамин голос, а притворно-счастливый, предназначенный только для одного человека.

– …намного лучше. Не знаю, был это грипп или пищевое отравление, но она в порядке, и больше никто не заболел. – Пауза. – Я скажу ей, что ты рад ее выздоровлению.

Я задерживаюсь у подножия лестницы, прислушиваясь к разговору, доносящемуся из-за угла. Как бы мне хотелось, чтобы счастливая, беззаботная реальность, которую мама описывает Джейсону по телефону, была настоящей.

Мы с мамой толком не разговариваем с субботы, но начинать сразу после телефонного звонок брата – не лучшая идея. Когда становится очевидно, что разговор подходит к концу, я на цыпочках поднимаюсь по лестнице так быстро, как только могу, забегаю в кабинет, чтобы схватить телефонную трубку, и шмыгаю в свою комнату.

Я нажимаю кнопку внутреннего подключения, когда в трубке звучит мамин смех, и надеюсь, он заглушает характерный щелчок.

– Хорошо, мам. Это хорошо, – говорит Джейсон. – Я просто хотел убедиться, что у вас все в порядке. – Похоже, он сглатывает. – А как Брук?

Мама всегда начеку; она никогда не сболтнет лишнего в разговоре с Джейсоном.

– Конечно, в порядке. – И тут… или мне кажется, что я это слышу… как будто дрожь неуверенности вплетается в ее голос. – А почему бы и нет?

Джейсон обходит этот вопрос с невозмутимым апломбом, который мог унаследовать только от мамы. Больше никаких пауз и никаких дрожащих интонаций, и, когда они прощаются, мое сердце разбивается надвое, а половинки пытаются разлететься в двух разных направлениях.

– Увидимся на следующей неделе.

– Обязательно. – Мамина клятва крепче стали. – Я люблю тебя, Джейсон.

– Я тебя тоже. Пока.

– Пока.

Я произношу его имя, как только слышу щелчок, подсказывающий, что мама вешает трубку.

– Джейсон? – Пауза, и я уже думаю, что упустила момент.

– Брук?

У меня вырывается вздох облегчения.

– Это я. Думала, ты уже положил трубку.

Снова пауза.

– Я еще здесь. – Но, судя по голосу, готов исчезнуть, если я ляпну что-то не то.

– Я просто… услышала, что мама говорит с тобой по телефону, и хотела… – Глубокий вдох, не плачь. – Я хотела попросить прощения. – Я сильно кусаю губы, как только произношу эти слова. Я не умею, как мама, скрывать от него эмоции, и меньше всего мне хочется, чтобы он услышал, как боль царапает мне горло.

– За что?

– За субботу. Ума не приложу, с чего вдруг я на тебя набросилась. Я знаю… знаю, тебе тяжело со мной, когда я требую ответов и объяснений, которые ты не хочешь мне дать. Я просто хотела, чтобы ты кое-что рассказал, что помогло бы мне понять. – Мой голос слегка потрескивает, но я продолжаю. – Надеюсь, когда-нибудь ты мне расскажешь, но я не буду… больше не буду давить на тебя или кого-то еще. – Мои глаза слепо блуждают по комнате, ни на чем не задерживаясь, пока я жду ответа Джейсона. Он отвечает не сразу, и по его голосу я не могу понять, что он чувствует.

– Да, хорошо… Погоди, что ты имеешь в виду, когда говоришь про кого-то еще?

Моя рука крепче сжимает трубку.

– Тебя. Я не собираюсь давить на тебя.

– Брук. – В голосе брата появляются глухие, чуждые нотки, словно предупреждение о вторжении на опасную территорию. Мое сердце останавливается и пропускает удар, прежде чем он продолжает: – Что ты там сделала?

– Я не могла выбросить это из головы. – Я тороплюсь выпалить все разом, чтобы навсегда с этим покончить. – Ты сказал, что побежал за кем-то.

На том конце провода раздается какой-то сдавленный звук – возможно, Джейсон снова произносит мое имя.

– И до меня вдруг дошло, что с вами мог быть только один человек, поэтому… я поехала повидаться с Эллисон.

Мне кажется, его уже нет на том конце. Но я не слышу ни треска брошенной трубки, ни длинного гудка, только молчание…

– Джейсон? Джейсон?

Дыхание, хриплое и рваное, врывается мне в ухо.

– Ты. Не смей. Приближаться. К Эллисон.

Мои легкие скукоживаются, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Ты меня слышишь? – говорит мой брат, и я чувствую, что его губы едва шевелятся.

Я киваю, хотя он не может меня видеть, и вздрагиваю, когда слышу какой-то грохот на том конце трубки.

– ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? НЕ СМЕЙ ПРИБЛИЖАТЬСЯ К НЕЙ!

Я отшатываюсь от рева, который несется мне в ухо, роняю телефон, тут же карабкаюсь, чтобы его поднять, когда он падает на пол. Как будто вдалеке я слышу перебранку и неразборчивые команды, выкрикиваемые на заднем плане, и ворчание, в котором распознаю голос Джейсона.