Сара с Ником помогли загрузить на борт несколько ящиков.

– Так что это за место… этот остров?

– Бейкер принадлежит к группе островов Кренберри. Летом туда каждый день возят экскурсии, но в эти выходные он закрыт. – Ник поднял последний тяжелый ящик и поставил к остальным. – Теду нужно кое-что сделать на острове до начала осеннего сезона. Поедем с ним, а там немного побродим вокруг.

Сара провела утро, просматривая правки Фила, мозг у нее уже вскипел, так что перспектива ненадолго сбежать только радовала.

Тед завел мотор и медленно вывел «Мисс Терезу» из залива. Сара с Ником сели на деревянную скамью на корме. Тед прибавил скорость, ветер играл их волосами. Над водой было значительно холоднее, чем на берегу. Ник набросил им на ноги толстый клетчатый плед, и моторка понеслась мимо белоснежных песков Сэнд-Бич и величественного утеса Оттер-клиф. Ник сидел почти вплотную к Саре, задевая ей плечом и ногой. Ей было приятно ощущать его тепло. Ей хотелось побольше узнать о его прошлом, работе и жизни здесь.

Откинувшись на спинку скамейки, Ник рассказал Саре, что на Бейкере есть маяк, постоянно там никто не живет, но иногда приезжают ученые – как раз им-то Тед сегодня и подвозит припасы. В 1806 году на острове обосновалась семья Гиллей: Уильям, Ханна и трое их детей, – потом количество детей увеличилось до двенадцати. Про Гиллеев Ник рассказывал увлеченно. Когда в 1828 году правительство построило на острове маяк, Уильям стал первым смотрителем. Семейство Гиллей жило на острове до тридцатых годов двадцатого века. Сара чувствовала, что чему-то в их жизни Ник слегка завидует.

Ей понравилась сорокапятиминутная поездка, холодный, но бодрящий ветер в лицо. По пути Ник время от времени показывал ей дельфинов, а несколько раз даже тюленей. Моторка причалила к маленькому каменистому пляжу. Ник с Сарой помогли Теду перегрузить ящики на тележки, чтобы ученые могли их оттуда забрать, а потом побрели вверх по холму к старому кирпичному зданию школы и паре белых дощатых домиков. Склон порос высокой травой – Аня Ширли из «Зеленых мезонинов» непременно пробежалась бы по ней или улеглась бы, чтобы немного помечтать и подумать. Поднявшись, они обернулись насладиться живописным видом. Ник показал Саре соседние острова, Литтл Кранберри и Айлфорд.

– В отлив между Бейкером и Айлфордом обнажается тонкий перешеек, – сказал он. – По семейным преданиям, когда Ханне Гиллей наступало время рожать, она уходила в отлив по этому перешейку, рожала ребенка на Айлфорде и к обеду возвращалась домой с младенцем.

– Ух ты. – Сара огляделась по сторонам, вбирая в себя суровую красоту этого края. – Как только они тут выживали.

– Возделывали землю, ловили рыбу, держали кое-какой скот. Житье и правда нелегкое. Может быть, именно это мне тут больше всего и нравится – эта вот предельная решимость, знаете, вызов жестокой стихии.

– Жестокой, но потрясающей. Представить себе не могу, каково это – каждый день просыпаться в такой красоте.

Они остановились около маяка, величественного и непоколебимого. Высокие травы колыхались в порывах ветра, точно океанские волны, синяя вода сверкала на солнце. Ник с Сарой прошли через лес на другую сторону острова. Через четверть мили деревья расступились, и впереди снова показался океан. С этой стороны берег обрамляли гигантские валуны и обломки гранита.

– Это место называют Танцплощадкой.

Волны с грохотом обрушивались на скалы, ветер беспощадно пронизывал даже через куртку. И все-таки вокруг веяло удивительным покоем.

– Гиллеи и в самом деле тут танцевали?

– Мне хочется думать, что да.

Сара с Ником сели на широкую гранитную плиту и некоторое время работали. Сара представляла, как Эллери стоит тут, на скалах, – и видит жизнь свежим взором, достигает мира со своим отцом, мужем, с самой собой. Написав еще страницу, Сара отложила ручку и села прямее, скрестив ноги. Она глубоко вдохнула, чувствуя, как свежий воздух вторгается в мозг, расчищая, проветривая все внутри. Воздух пах солью, волны накатывали и откатывали, обдавая скалы фонтанами брызг.

От ветра у Сары замерзли руки, и она подсунула их под себя, ощущая под ладонями слабое тепло нагретого солнцем гранита. Прохладная сырость оседала у нее на щеках, шее и волосах. Сара откинулась на спину и вытянулась, закинув руки за голову.

Она представляла себе Ханну Гиллей – как она живет тут, на острове, среди всей его опасной красоты. А может, – внезапно пришло ей в голову – магия острова неотделима от борьбы за выживание. Может, жизнь тут становится прекраснее именно благодаря этой борьбе.

Легкие, светлые слезы навернулись Саре на глаза, потекли по вискам в уши. Мокрое лицо чуть-чуть подмерзало. О чем она плакала? Почему вдруг позавидовала Ханне Гиллей? Она отнюдь не была готова переехать на Бейкер и ходить через перешеек рожать детей.

– Идемте. Тут еще столько всего.

Ник протянул ей руку и помог встать. Она торопливо вытерла глаза и вместе с Ником запрыгала по камням, то и дело забираясь на скалы повыше полюбоваться морем и побережьем под новым углом.

Они нашли другое место, где можно было присесть. Ник вытащил привезенный из города ланч: сэндвичи из фокаччи с индейкой, беконом и авокадо, чипсы с пармезаном и термос с горячим шоколадом.

Ник сидел бок о бок с Сарой, опираясь на руки и чуть откинувшись назад. Время от времени ноги их легонько задевали друг друга.

Сара прихлебывала шоколад.

– Когда вы начали писать стихи?

Ник на миг запрокинул голову и закрыл глаза, подставляя лицо солнцу.

– Помните то первое лето, о котором я вам рассказывал? В Хорватии? Ферма стояла среди холмов, по участку тек небольшой ручей. После долгого трудового дня я сидел на холмах, глядя, как заходит солнце. Я был городским мальчиком – никогда до того не бывал вот так на природе, не погружался в нее – и силился найти слова, чтобы описать это все. Впервые в жизни я по-настоящему мечтал найти слова.

Сара заметила, что всякий раз, когда Ник говорит о Хорватии, взгляд у него смягчается.

– В конце концов я купил блокнот и начал играть словами… и они пришли. Мой ум затопили новые слова, новые чувства. Я чувствовал, что просто обязан записать все, что вижу и ощущаю. Для пятнадцатилетнего подростка, более всего озабоченного тем, чтобы казаться крутым, – совершенно незнакомая территория.

– Тогда-то вы впервые и ощутили себя поэтом?

Ник смотрел на море. Скулы и нос у него порозовели от ветра.

– Не совсем. Сперва я даже не осознавал, что пишу стихи. С чего бы мне вдруг писать стихи? Я поэзию вообще не любил. Вернувшись в Нью-Йорк, я перестал писать, так что слова сдались и