– Согласен. Если чувствуешь силы и азарт… Иди!

– Ты разрешаешь? – удивился раб.

– Мы даже поставим на тебя пару монет. Правда, Лаура?

Девушка улыбнулась:

– Да, я поставлю.

– Видишь, какая сильная у тебя поддержка.

Меченосец ударил кулаком по груди:

– С твоим именем и в твою честь!

– Лучше нигде не упоминай моë имя, геллиец, – подмигнул Мэйо.

Появление новичка подогрело интерес зрителей.

Когда Нереус сбросил одежду, завсегдатаи кинулись делать ставки.

Литые мышцы, уверенные движения, решимость в глазах выдавали в геллийце опытного бойца, которому не чета деревенские увальни, спускавшие на взнос последние сбережения, и даже рослые невольники-афары, крепкие, но необученные эффектным приëмам гладиаторов.

Меченосец встал на прохладный песок арены. Нашел взглядом хозяина и улыбнулся.

Мэйо усадил к себе на колени Лауру и весело размахивал невесть где добытым деревянным кубком.

Лихтиец прижал к груди ладонь, шёпотом повторив одну из клятв раба:

– С твоим именем и в твою честь!

Он размял запястья, покрутил ими, помотал головой, стараясь не отвлекаться на рëв толпы и выкрики особо горластых болельщиков.

Противник сразу разочаровал Нереуса: он ожидал увидеть кого-то посерьëзнее.

Толстый, нескладный увалень с огромными ручищами и пропитым лицом очевидно рассчитывал подзаработать на кувшин дешëвого вина.

Островитянин решил, что не станет калечить пропойцу, слегка погоняет его по арене на потеху толпе и вырубит одним точным ударом.

Толстяк хорохорился, тряс кулаками, выкрикивал оскорбления.

Нереус не вслушивался. Ему было плевать на то, что блеет этот баран – у него всë равно нет ни малейшего шанса одолеть волка.

Распорядитель боя дал сигнал приготовиться, а затем резко махнул рукой.

Геллиец прыгнул в центр круга, желая показать себя зрителям. Он ушёл от грубого и неточного выпада соперника, присел и ударил его ногой в колено.

Резкое смещение сустава вбок привело к разрыву связок.

Пьяница с истошным воем рухнул на песок.

– Вставай, – процедил раб. – Не порти мне забаву.

– У-у-у, – голосил толстяк. – Тва-а-арь…

– Вставай, живо.

Хрипя и красная от натуги, пьянчуга сумел подняться на здоровую ногу. Но теперь остерегался нападать – уклонялся и не вылезал из оборонительной позиции.

Нереус пугал его, заигрывая с толпой.

– Убей! Убей! Убей! – кровожадно требовали болельщики.

Лихтиец ударил в солнечное сплетение и сразу, не давая противнику отдышаться, с левой двинул ему в пах.

Глаза толстяка округлились от боли. Он снова опрокинулся на спину.

– Вставай! – ровным голосом произнëс невольник.

– Убей! – захлëбывались слюной в толпе.

– Вставай. Не тяни время.

Пьяница кое-как выпрямился. Его взгляд потерянно блуждал, с носа свисала длинная сопля.

– Убьëшь? – жалобно спросил он.

– Нет, – пообещал меченосец.

Нереус ударил слева, под плавающие ребра, и следом прямым выпадом впечатал кулак в дряблый подбородок толстяка.

Его отшвырнуло назад. Тело кулем шлëпнулось на песок и сознание угасло.

Распорядитель боя поднял руки над головой.

На выходе с арены Нереуса окружили, начали засыпать вопросами:

– Ты чей?

– Кто твой хозяин?

– Когда следующий бой?

Парень застенчиво улыбался, натягивая тунику. Он хотел пить и послушать, что скажет о схватке Мэйо.

Поморец дружески хлопнул невольника по плечу:

– Я славно на тебе заработал!

Лаура с радостным визгом бросилась геллийцу на шею.

– Заработал? – переспросил островитянин, целуя девушку в щеки. – С пары монет?

– Я поставил на тебя всë.

– Мэйо, ты… Зачем?!

– Какой интерес, если нет куража?!

– Пошли отсюда. Ты неисправим.

Восточный квартал пах мочой и амброзией.

Ночные гуляки покидали его, взявшись за руки: Лаура – в середине, Нереус – слева от неё, Мэйо – справа.

– Мы ведь ещё встретимся? – спросила девушка.

– Обязательно! – рассмеялся нобиль.

– Конечно! – улыбнулся звëздам геллиец.

В Силладе у Като был дом – подарок от первого мужа – небольшой уютный особняк, утопающий в цветах, с бассейном и несколькими фонтанами в саду.

Ухоженный дворик сразу понравился Виоле.

– Здесь так мило, – сказала девушка, выбравшись из лектики. – Посмотри на чудесные скульптуры нимф, Мэйо!

– Угу, – зевнул поморец, успевший поспать меньше четырёх часов за сутки.

– Перестань. Это невежливо, – пристыдила его Виола. – Где тебя носило всю ночь?

– Угадай.

– Тоже мне загадка! Опять таскался по борделям. Почему нельзя удовлетворить свои низменные позывы дома?

– И это я слышу от благородной девицы, пытавшейся снасильничать моего раба в женской терме?

Виола сердито вздëрнула нос:

– Ты подослал его следить за Като.

– Да. Хочу, чтобы она видела во мне лишь пылкого влюблëнного юнца.

– А разве это не так?

Поморец улыбнулся краешками рта:

– Ты внимательно прочла моё письмо? Я чувствую фальшь. Словно меня пытаются одурачить.

– Болезнь сделала тебя чрезвычайно мнительным.

– Нет, дорогая сестра. Я всегда был замкнутым и подозрительным, а ты превращаешься в глупую легкомысленную особу.

– Что?!

– Моя тлания, пантера из Таркса, не годится на роль скучной провинциальной матроны.

– Ты ставишь под сомнения слова Оракула?

– Я говорю о том, что меня тревожит.

Гостей встречал хор девушек-рабынь, поющих древний поморский гимн:

В рассветный час и до холодных звëзд,

В день праздничный и в день обыкновенный,

Людей заботит лишь один вопрос,

Одна неразрешимая проблема:

Как речь вести с коварством и умом…

Как льстить другим под маской благородства…