ни убийствами, ни диверсиями. Он был профессионалом и не испытывал ни малейших угрызений совести по этому поводу.

Интеллигенту Хантеру работа Калныньша была неприятна, более того, в рафинированных кругах её могли считать не вполне приличной – и они никогда не обсуждали её подробности. Хантер тоже был профессионалом, но в своей области. В бухгалтерии. В армии он не служил и, пожалуй, никогда не держал в руках ничего тяжелее ручки или калькулятора.

Калькулятор и был его оружием. В сухом мире цифр педанту Джеймсу не было равных. Даже будучи разбуженным посреди ночи, он мог бы без труда сказать на память, сколько тонн составляли стратегические запасы СССР по меди, никелю, хрому, марганцу, каковы были их основные характеристики, сколько было заплачено и каким посредникам при вывозе этих запасов на Запад по бросовым ценам, сколько было задействовано вагонов и контейнеров и какие курсы валют применялись в первой половине девяностых годов – именно в это время он специализировался по цветным металлам… Разумеется, и то, сколько на этом заработал сам Джеймс Хантер – но такие вопросы задавать было не принято даже близким друзьям.

Впрочем, оба они, конечно, понимали, что сначала выигрывают войны – горячие или холодные – в том числе и руками таких людей, как Калныньш, и их методами, а потом уже находится работа для таких профессионалов, как Хантер…

…Ворота Калныньшу открыла супруга Джеймса – тихая, бледная, болезненная миссис Хантер. Он едва коснулся губами пальцев её руки.

– Рада Вас видеть, Марк, – улыбнулась ему женщина.

– Вы великолепно выглядите сегодня, Джуди, – любезно ответил Калныньш.

В двухэтажном коттедже они жили втроём – Джеймс, его жена и пятнадцатилетний сын Даниэль, которого отец отдал в престижную школу в надежде, что из него вырастет хороший специалист по экономике и финансам. Однако пока что – Марку это было известно – Дэн надежд отца не оправдывал. Учился он кое-как, зато увлекался рок-музыкой, ходил в рваных джинсах и с серьгой в носу, а свою комнату обклеил фотографиями «каких-то негров», как пренебрежительно отзывался Калныньш – публично он, конечно, сказал бы «афроамериканцев».

Вслед за Джуди Марк прошёл в дом по изящной дорожке, мимо аккуратно высаженных на клумбах цветов и небрежно прислонённого к забору мотоцикла Дэна, облепленного многочисленными наклейками.

Сам Дэн не счёл нужным выйти и встретить гостя.

Более того, когда Марк поднялся на второй этаж и Джеймс предоставил приятелю выбор напитков из бара, с первого этажа, из комнаты Дэна, вдруг ударили по ушам децибелы тяжёлого рока.

– Как он может это слушать на такой громкости, – пожал плечами Калныньш.

Миссис Хантер выскользнула за дверь, чтобы уговорить сына надеть всё-таки наушники, и через несколько минут ей это удалось – звуки стихли.

Марк медленно отпил глоток коктейля. Миссис Хантер поднялась в гостиную. Она выглядела уставшей.

Внизу промелькнула тень – смуглый подросток со свисающими длинными лохмами давно немытых жгуче-чёрных волос, в футболке с изображением какого-то популярного музыканта, с оттягивающими уши и нос металлическими кольцами, оседлал мотоцикл, мотор фыркнул, и его обладатель скрылся из виду, оставив за собой синевато-серое облачко выхлопных газов.

Джуди едва заметно вздохнула.

…Наверное за свою жизнь старый скряга Джеймс не выбросил ни одной бумажки – его личный архив занимал в доме едва ли не половину этажа.

В этих многочисленных папках с документами Джуди прятала наличные деньги, которые не хранились на банковских карточках.

Марк этого не знал, да и не знал точно, хотя мог догадываться, что младший Хантер уже начал покуривать травку – собственно, в подобных компаниях это было неотъемлемым элементом. Было бы удивительно, если бы это было не так.

Но вслух он своих предположений не высказывал, чтобы не огорчать Джудит.

* * *

За время его отсутствия на подъездной двери установили кнопочный домофон, и, чтобы попасть домой, Артёму пришлось ждать, пока кто-то пойдёт изнутри или снаружи.

Ждал он недолго. Со стороны улицы появилась девчонка лет четырнадцати, в джинсовом костюме и туфлях на каблучках, которая ловко набрала нужные цифры и открыла дверь. Вслед за ней Артём вошёл в подъезд. Девчонка странно покосилась на него, но нажала кнопку вызова лифта.

– Вам какой этаж?

Артём назвал номер своего этажа. Девчонка посмотрела на него с ещё большим подозрением.

– И к кому же Вы там? Что-то я Вас не припомню.

– Я-то? – усмехнулся Артём. – К себе я, домой…

«Я тебя тоже не припомню», – хотел сказать он, но что-то знакомое промелькнуло в её облике.

– Постой-постой, – вдруг сообразил он, – уж не Надюшка ли ты Ермишина?

– Лосева я, дядя, – хмыкнула она, вслед за ним переходя на «ты». – Ермишин дед у меня. А вот ты кто такой и откуда?

– Совсем не помнишь? – Артём улыбнулся.

Надя нахмурила брови.

– Что-то ты темнишь, – покачала она головой.

– Да что мне темнить, – ответил парень. – Артём я. Зайцев. Из соседней квартиры. Юлькин брат, сын тёти Оли. Теперь вспомнила?

– Да ну! – воскликнула Надя. – Ты ж в тюрьме сидишь, нет?

– Три дня как откинулся… освободился, – поправился Артём. – Так что встречайте, что ли.

– Да ну! – повторила Надя и, словно сообразив, потянула его за рукав, – так пойдём к нам скорее! Вот все-то обрадуются…

От волнения долго не попадая ключами в замочную скважину, Надя наконец открыла дверь и потащила Артёма внутрь, не дав даже позвонить в свою квартиру.

– Ты заходи, заходи, я сама их сейчас позову. Куртку бросай вот тут, на тумбочку…

– У вас что, крючков нет? – удивился он.

– Нет… – хозяйка чуть смутилась, – ну, это неважно.

– Понятно, – Артём кивнул, – сделаю. Завтра или, может быть, даже сегодня. Прибью крючки, намертво прибью, хоть вешайся…

Матрёна Петровна встретила его в прихожей, обняла, как родного внука. Она, конечно, постарела – это