потекли в запретном направлении, невольно воспламеняя воображение: а если бы на ее месте была Кымлан? Он представил, как медленно распускает ее длинные волосы, вдыхает запах ее кожи, проводит ладонью по щеке, целует упрямые губы…

Холодный воздух и хлопок двери сообщили ему, что Инаг ушла. Но Мунно не успел вздохнуть с облегчением, как перед ним возник Даон.

– Опять? И эта пришлась не по нраву? Инаг – самая красивая девушка племени! – Обычно невозмутимый друг едва сдерживался, чтобы говорить спокойно.

– Я просил, чтобы ты перестал подкладывать под меня кого бы то ни было! – вскипел Мунно. Он встал с постели, подошел к стоявшему на столе кувшину и налил воды.

– Приди в себя! У нас война на носу, а ты все тоскуешь по этой девчонке! – в тон ему отозвался Даон. – Что в ней такого, что ты ни на кого другого смотреть теперь не можешь?

И правда, что же в ней такого? Особо красивой не назовешь, грубая, независимая и совершенно не женственная, но она так глубоко засела ему в сердце, что он не мог смотреть на местных красавиц. Все эти шелковистые волосы, потупленные взгляды и готовность услужить раздражали его. Не этого хотел Мунно, не этого жаждала его душа. Горячее сердце, мужество, честность, благородство и готовность до последней капли крови защищать свое – вот что восхищало его. Не покорность, а смелость, не желание подчиняться, а готовность отстаивать свое, даже если цена за это – жизнь.

Только отпустив Кымлан, Мунно осознал, что до глубины души любит ее. И эта любовь родилась не из красивых причесок, нежных улыбок и мягкого нрава, а из восхищения ее открытой и отважной душой, которая редко встречалась в мужчинах, а уж в женщинах – никогда.

– Люблю я ее, Даон. Сильно. Вот и все. – Мунно уперся ладонями в стол и опустил голову. – Не присылай мне больше никого. Не могу. Тошно от них.

Даон помолчал, а затем вздохнул, как будто смирился.

– Прибыл Хан Кимун со своим племянником. Утром будет Совет, нужно сконцентрироваться на предстоящей войне и подготовиться к тому, что он захочет отобрать часть твоей славы.

Мунно знал, и это очень беспокоило его. Увидев, на что способна Кымлан, он понял, что нужно полностью изменить стратегию наступления. Эти мысли терзали его с того момента, когда он отпустил ее и вернулся с остатками рабов в Сумо. Мунно оказался в затруднительном положении и знал, что Кимун сейчас представляет для него самую большую угрозу.

После ухода Даона Мунно долго вышагивал по комнате, раздумывая о тактике поведения со старым интриганом, который, он был в этом уверен, не оставил мысль сделать наследником Сумо своего племянника. А война была прекрасным поводом, чтобы это провернуть, и Кимун наверняка пустит в ход всю свою хитрость и изворотливость.

С его племянником, Виеном, Мунно встречался несколько раз во время совместной охоты и больших празднеств в честь сбора урожая, традиционно отмечавшихся всеми племенами мохэ. Виен был молодой копией Кимуна – мягким и покладистым внешне, но с жестким и расчетливым нутром.

Еще в далеком детстве Виен подставил Мунно: нарочно поджег лодку с подношениями, которую мохэсцы традиционно спускали на воду, чтобы задобрить духов. Хан Вонман тогда посадил сына под домашний арест, где мальчик незаслуженно провел весь праздник. Мунно проплакал неделю, придумывая планы страшной мести за несправедливые обвинения, но когда вышел из-под надзора, Виен и Кимун уже уехали.

Мунно был вне себя от ярости: кричал и обвинял отца в том, что он встал на сторону врага, клялся, что не виноват в случившемся. Вонман выслушал истерику сына и спокойно ответил, что с самого начала знал это. Мунно был потрясен.

– Это твой первый жизненный урок, сын, – сказал отец. – Однажды ты станешь ханом и должен всегда помнить, что тебя окружают враги. Друзья, слуги, родственники – все они в любой момент могут предать тебя ради собственной выгоды. Ты должен быть осторожен и не давать ни единого повода очернить тебя. Быть на шаг впереди и контролировать все – только так можно сохранить власть.

Мунно прекрасно понимал, с какими людьми ему придется столкнуться сегодняшним утром в Совете, и пытался продумать стратегию поведения. Не упустить ни единой детали, которая позволила бы отстранить его от похода. Ему хотелось поговорить с отцом, спросить его совета, но он знал, что хану это не понравится. Мунно должен показать, что умеет принимать решения, и доказать, что достоин быть вождем.

В назначенный час он прибыл в шатер Совета племен. Отец, хан Кимун и Виен уже ждали там. Мунно поклонился и сел по правую руку от отца, как раз напротив троюродного брата.

– Приветствую, Мунно, рад, что ты вернулся невредимым, – сказал Виен с притворной улыбкой.

«Ну конечно, ты, наверное, был вне себя, узнав, что я жив. Твоей главной радостью было бы увидеть мое обглоданное тело в Священной роще», – подумал Мунно, но в ответ лишь сдержанно кивнул.

– Благодарю. Поскольку мы отогнали киданей от наших границ, настало время обсудить тактику наступления, – произнес он и вопросительно посмотрел на пустующие места, которые обычно занимали вожди других кланов.

– Они прибудут завтра, – пояснил отец. – Доверили обсуждение основной стратегии нам, раз наших воинов, участвующих в этой войне, больше. С ними мы обсудим уже детали.

Все согласно закивали.

– Твои предложения, Мунно? – с преувеличенным участием обратился к нему Виен. Змееныш сделал первый ход.

– Я считаю, что нужно изменить первоначальный план, – ответил он. – Брать штурмом крепости Когурё – задача не из легких, и мы гарантированно потеряем солдат. В крепости Хогён живет немало мохэсцев, которые были завоеваны Квангэтхо тридцать лет назад. Нужно захватить город изнутри и потом впустить туда наше войско.

– Это сложная задача… Есть вероятность, что те мохэсцы привыкли к правлению когурёского Владыки, и оно их полностью устраивает. Все-таки прошло много лет. Там выросло целое поколение, для которых мохэ – пустой звук. – Хан Вонман задумчиво погладил бороду. – Чтобы создать сеть шпионов и организовать партизанское движение, потребуется не один месяц. Кто будет этим руководить?

– Даон – когурёсец, ему ничего не стоит проникнуть в крепость, не вызвав подозрений. Да и я хорошо знаю их язык, так что командовать будем мы, – с готовностью отозвался Мунно, чуть склонив голову.

– А почему планы так резко изменились после твоего недавнего похода? Кажется, до этого ты не рассматривал всерьез местных партизан. – Кимун хитро прищурился, и у Мунно все внутри похолодело. Неужели он что-то знает?

– Именно после похода планы и изменились. Я потерял в борьбе