мужем Наталья. Дальше сидели молча, Виталий крутил ручку проектора, и кадры юности разворачивались перед ними.

Донск, еще полный старых домов и машин, друзья и родные, многих из которых уже нет, а другие изменились так, что не узнать. Кто-то покинул город, о ком-то не получали вестей. Но здесь, на кинопленке, они были веселыми, молодыми, полными жизни, и такими останутся навсегда.

Комета приближалась.

Глава 18. Искупление

Меланья и Павел Красавины спешили домой. Они ехали по ночному шоссе, убегавшему в темноту, фары высвечивали белую разделительную полосу, серебристо блестевшую на поворотах. В каких-то странах ее делают желтой, но в России она традиционно белая, хотя, казалось бы, почему, зимой у нас столько снега! Но в летнюю ночь, такую прозрачную, сумеречную, полосу видно отлично.

— Ты можешь быстрее ехать, — спросила Меланья, повернувшись к мужу и положив руку ему на локоть. — Ну хоть чуточку?

— Нет, быстрее не могу, — он покачал головой. — И так гоним нещадно, остановили бы меня, не будь я мэром, оштрафовали бы. А так — стыдоба. Да и дорога скользкая, сама видишь. Дождь недавно прошел. Странно, мы не застали ни капли. Улетим в овраг, лишимся даже тех крупиц, что нам остались. Не хочется валяться без сознания во время конца света! Согласна? Пожалуй, это самое мерзкое, что можно вообразить! Поэтому, едем, как едем.

— Да может, наоборот, так лучше, — задумчиво ответила женщина. — Быть без сознания в эту минуту. Мы же не знаем, каково оно… Умирать. И есть ли там что-то, по ту сторону, тоже не знаем. Может, и нет ничего, просто пустая чернота. И никакого ада, никакого рая. Просто чернота, тишина…

— Кто знает.

— Все-таки, нужно торопиться, Паша. Чтобы с мальчиками быть… Дома!

— Не успеем, далеко слишком, — вздохнул Павел Петрович. — Гони, не гони, не успеваем мы домой, видишь же? Как ни крути! Далековато забрались.

— Черт нас понес в эти гости! — Меланья зло сжала кулаки, на глазах выступили слезы. — Зачем мы вообще туда поехали?! Все ради твоей карьеры!

— Ну, во-первых, мы не знали, что сегодня случится такая катастрофа. Никто не знал. Власти скрыли, в администрации тоже профукали. Не сообщили нам. А во-вторых, разве не ты больше всех интересовалась моей карьерой? Думал, тебе нравится быть замужем за мэром города? И для твоей карьеры этот визит тоже мог стать полезным, так что не только во мне дело, дорогая. Ты у нас дама амбициозная, — в его голосе послышались скептические нотки.

— Мне бы понравилось, если бы в момент, когда все закончится, я была бы со своими детьми, — резко бросила Меланья.

— Я бы тоже хотел быть с ними, они лучшее, что нам удалось сделать, наше лучшее творенье, — согласился Павел Петрович. — Но мы должны ценить то, что есть. Вот я, к примеру, рад, что сейчас с тобой. Плохо одному.

Меланья протянула руку и накрыла его ладонь.

— Мне тоже лучше с тобой, чем одной, — тихо сказала она. — И лучше, чем с кем-то еще.

Потом отвернулась и долго смотрела на убегающее вдаль темное шоссе. Выглянула в окно, пытаясь разглядеть комету, но за деревьями ни ее, ни полной луны не было видно.

— Как глупо все это, — нарушила она молчание чуть погодя. — Погибнуть от какой-то кометы. От куска камня, прилетевшего ниоткуда, безо всякой причины! Глупо, правда?

— От чего бы ты хотела погибнуть? От болезни лучше разве? Или в аварии?

— Не знаю… От старости, например.

Он засмеялся, потом снова стал серьезным.

— Ты уверена, что без причины? — его голос был задумчивым и даже печальным, — Никак не могу отделаться от мысли, пусть и нелепой, что может, есть причина, по которой она прилетела. Есть причина, по которой мы должны погибнуть. Не просто так все это случилось? Почему-то люди должны умереть. Может, заслужили? Странно представить, что в сотнях миллиардов световых лет Вселенной не нашлось другой траектории? Не могла она пролететь немного подальше, мимо пройти? Нет, как будто кто-то нарочно пытается нас ударить! Наверное, у меня паранойя.

Меланья сжала губы, она уже не могла сдерживать слезы, бегущие по щекам, стиравшие подводку с глаз, оставлявшую мутные ручейки. Открыла сумочку, вытащила тонкий, почти прозрачный, носовой платок, вытерлась Глянула в боковое зеркало — ручейков не было, лицо снова стало чистым. Хотя, кому какая теперь разница! Скоро ее лицо засыплет землей, а потом от него и вовсе ничего не останется. А может она просто сгорит, в одно мгновение, как птица-феникс. Это было бы лучше, чем лежать бесконечно долго и ждать, пока тебя съедят черви, пока останется только белый скелет… Люди такие разные, а скелеты почему-то все одинаковые!

— Вот и я думаю, — всхлипнула она, повернувшись, к мужу, — И мне страшно, Паша. А вдруг это я виновата? Мы с тобой?

— Почему «мы с тобой»? В чем виноваты? В том, что комета прилетела? В том, что люди должны погибнуть? — недовольно нахмурился он. — С чего бы?

— Ну… ты знаешь, почему, — она смотрела на него, мокрые от слез глаза были окружены пучками слипшихся ресниц, но даже сейчас жена казалась очень красивой.

— Понятия не имею.

Меланья была настойчива, она молчала, боялась говорить на эту тему, боялась много лет, но теперь, раз уж разговор начался, не хотела его заканчивать. Пришло, наконец, время все обсудить.

— Знаешь! — она внимательно вгляделась в его лицо. — Ведь это же мы создали… То, что там.

— Не мы, — уклонился Павел Петрович.

— Но мы участвовали. И мы знаем, что там. И знаем, что скрываем правду. Думают, в Донске все отлично, мы гуманны, не похожи на другие города, боремся за экологию, за социальную защиту… Но ведь это неправда. Я, когда захожу туда… Даже находиться там не могу!

— Прекрати, — он повернулся и обнял жену свободной рукой за плечи, тихонько встряхнул, призывая успокоиться. — Да, место не из приятных, согласен. Но такие места есть во всех странах и во всех городах. Ничего нового. С этим ничего не поделаешь, такова жизнь.

— Но в других странах и городах не мы их создали… И там хотя бы не врут людям. А мы врем.

— Это как посмотреть, — Павел Петрович ободряюще улыбнулся, — Можно сказать, что мы врем, или, к примеру, скрываем правду. А можно, что мы защищаем людей от ненужной негативной информации. Делаем их мир чище и счастливее. Зачем видеть некрасивую изнанку? Ты же, когда шьешь одежду, — прячешь швы, на показах вещи не выворачиваешь наизнанку. Так и в жизни. Швы надо уметь прятать — и все будет хорошо.