было трудно, но ясно, что перед ними — исполинская громада, непреступная крепость, в которую невозможно проникнуть, чьи стены нельзя преодолеть. Еще выше, за стенами, возносились к небу кирпичные и железные трубы, некоторые до сих пор дымились, над ними курился белый пар, ветер уносил его прочь.

— Ничего себе, — прошептал Мишка. — Я и не думал, что он такой огромный… Выглядит жутко!

— И мне он казался меньше, — согласился Сенечка. — Правда, жуть.

— Как же мы хотим найти здесь Карлсона? — пискнул Славик. — И как туда попадем? Мы же не перелезем через стену! Тут вообще не пройти!

— Найдем, не волнуйся, — откликнулся Сенечка. — Все найдем. Сейчас Артем приедет — и вместе справимся.

— Может, двинуть обратно? Пока не поздно? — предложил Кирюха. — Стремно как-то. Мрачный он такой. А вдруг там, и правда, что-то есть? Что-то злое?

— Мама сказала, завод, как завод, — упрямо повторил Сенечка. — Да вы что трусите вечно! Как можно идти назад теперь, когда проделали такой путь! Мы обманули родителей, ушли из дома! Два часа топали через лес, аж ноги гудят! И вот, дошли до нужной точки. Наш квест почти завершен, мы у цели. И теперь сдаться, покрыть себя позором? Да ни за что! К тому же, мы не пойдем туда прямо сейчас. Надо дождаться Артема. Найти его, он где-то здесь. Говорил, будет в районе ворот.

— А я никого не вижу, — заметил Славик. — Наверное, Артем не приехал, поэтому нам надо пойти домой.

— Не видишь, потому что темно, — отрезал Сенечка. — И хорошо, что темно. Нас не заметят, и мы проберемся внутрь! А если начнем фонарями светить, тут же обнаружат. Поэтому пока сидим в темноте и сидим тихо. Артем не мог не прийти, сказал, придет, значит придет. Что я брата не знаю? Он всегда слово держит. Пошли, поищем!

— Может, позвонить? — предложил Кирюха?

Сенечка вытащил телефон.

— Здесь связи нет, — констатировал он. — Мы далеко от города, не ловит. Телефон не помощник. Да ладно, что мы, не справимся? Найдем его или он нас найдет, пошли! В двух соснах не заблудимся.

Он медленно побрел вдоль заводской стены, на расстоянии от нее, параллельно. Мальчики, скрепя сердце, отправились за ним. Не хотелось прослыть трусами, не хотелось потерять уважение товарищей. И еще больше не хотелось сидеть в темноте. А если где-то рядом Артем, уже не так страшно. Он взрослый, он полицейский, если что-то случится, может защитить. Надежда крепла в их сердцах, придавала сил, и они продолжали путь к неясной пока призрачной цели. Смысл квеста открылся им позже, много позже, и то — не до конца. Остальное так и осталось скрытым в глубинах Вселенной: то, о чем людям знать не следует.

Артем между тем летел во весь дух по дороге, мчался куда быстрее Павла Петровича, он и думать забыл о мальчиках, притаившихся у входа на индустриальный полигон. Все его мысли сейчас были об одном: спасти Луизу, если еще не поздно, если она еще жива! Он не пришел на выручку Алле, но должен успеть спасти невесту! А если слишком поздно — хотя бы поймать убийцу обеих женщин, и пусть тот понесет заслуженное наказание. Артем вглядывался в темноту, замечая, что сегодня светлее, чем обычно. Странно, какая-то слишком светлая ночь, почти полярная, как на севере. Интересно, какие ночи в Салехарде? Какая ночь была тогда? Когда убили то ли Тоню, то ли Таню… Прогнал ненужные мысли, бросил тревожный взгляд на спидометр: он едет быстро, непозволительно быстро, мотор работает на пределе, почему же еще так далеко, зачем выбирать такую дачу, неужели, нельзя было взять домик где-то поближе, рядом с городом! Тогда все было бы проще, тогда еще была бы надежда! Каждая секунда казалось веком, а минута — тысячелетием, сердце колотилось, как бешеное, глухо ударяя в груди, казалось, он мог даже слышать его биение, футболка прилипла к телу, пот градом катил по спине, — ничего этого Артем не замечал. Сейчас он был собран, напряжен. Думал о том, что должен успеть, невыносимо сильно, страстно, почти маниакально желал успеть вовремя! И отчетливо понимал, что не успеет. Время упущено. Он опоздал.

Глава 19. Смерть

Марк по-прежнему стоял напротив прислонившейся к дереву Луизы. После прощального поцелуя он больше не прикасался к девушке, молча смотрел, долго и пристально, даже пронзительно, словно стремился запомнить черты ее лица, сохранить образ в галерее памяти, среди других, таких же милых обликов, украшавших стены.

— Я не забуду тебя, — произнес он, — Обещаю. Помню всех. Аллу тоже. Я не был на ее похоронах, потому что для меня она осталась. Осталась жить во мне. Останешься и ты. И займешь особое место!

Губы Луизы дрогнули.

— Ты убил Аллу? — спросила она, понимая, что ответа не требуется. Она знала сама, чувствовала, что так и было. Он убил Аллу, как и других. Как собирается сейчас убить ее. Так вот что имел в виду Марк, когда говорил о Закулисье, в которое ей предстоит уйти, и о том, что она не создана для этого мира!

Но он ответил — кивнул.

— Зачем?

— Как я тебе сказал, красота недолговечна. И цветы, которые увяли, нужно срезать. Не волнуйся, моя Луиза! Когда умрешь, я срежу твои розы. И раскрытые розы, и эти чудесные, еще не успевшие расцвести бутоны… Ты будешь усыпана ими, с головы до ног. Чарующее зрелище… Жаль, мне нельзя его запечатлеть и сохранить! Но оно останется в памяти, будет стоять перед глазами… Зачем Господь, если он правда любит людей, создал старость? Зачем позволяет нам дожить до нее? Старость, это слабость, это закат. Увядание. Нет, милая Луиза, нельзя допустить, чтобы твоя красота столкнулась с жестокостью старения, цветы нужно срезать прежде, чем они увянут!

— Срывать, — поправила Луиза. — Не срезать, а срывать. Ты задушил Аллу руками! Знаю, мне сказали, что ее задушили.

— Это была случайность, — Марк улыбнулся. — Она выронила нож, потеряла, а у меня в тот день ничего не было, мы неожиданно встретились на пустыре. Я не собирался убивать ее. Но она угрожала, нападала, оскорбляла. И я вдруг понял, что не могу этого выносить: единственный способ прекратить истерики — избавиться от Аллы немедленно. Мне пришлось ее задушить, я не хотел. Я бы сделал иначе. Но довольно смешная игра слов. Срезать, срывать… ты молодец!

Он незаметным движением вытащил из кармана брюк складной нож с острым и длинным лезвием, блеснувшим в свете луны.

— Срезать надежнее, — заметил он. — Теперь ты понимаешь, к чему я сказал про