какую-то новую нравственность, в основе которой будет открытость. Проще говоря, обо всех и обо всем ходит огромное количество разного рода слухов, и заткнуть рты всем не удастся. Признавая это обстоятельство, и было предложено пускать все эти слухи в эфир, но одновременно просвечивать каждый из них так, чтобы было ясно: врут или говорят правду! Видимо, при формировании кадрового состава старались не допускать промашек, потому что ни разу за прошедшие годы не случилось ни одного серьезного прокола, а мелочи… Ну, а где вы видели серьезное дело без пакостных мелочей?

Короче, Корсаков был зван на «СГМ» и приглашение принял, потому что с недавних пор был уверен во всем, что организовывал все Феликс Александрович Дружников! В эти последние дни Дружников стал для Корсакова, пожалуй, той самой «надеждой и опорой», без которой найти выход было бы невозможно.

Едва стало ясно, что стрелять больше некому, Дружников тотчас куда-то позвонил, и вскоре на это самое место прибыли полиция и все, кто должен там быть. Поначалу, правда, их обоих «оборудовали» наручниками и усадили в разные машины, но еще минут через пятнадцать прибыл скромный мужичок в штатском, перед которым все вставали по стойке смирно. Мужичок извинился перед Дружниковым и тотчас дал указание освободить Корсакова. Потом подозвал, видимо, руководителя прибывшей следственной группы, попросил Дружникова рассказать обо всем, и Корсаков был поражен тем, как тот, шагая по лесу, где среди деревьев едва пробивались первые солнечные лучи, рассказывал, показывал и давал указания «внимательно осмотреть». Всех, включая и Корсакова, поражало, что в крохотном кусочке этого самого леса, на участке земли, покрытом травой, листвой и засохшими ветками, почти сразу находили гильзы, которые, казалось, все еще были теплыми, хотя стрельба закончилась часа три назад. Руководитель следственной группы после каждого рассказа Дружникова спрашивал Корсакова, подтверждает ли он, и Корсаков кивал. Когда все закончилось и они подписали все документы, Дружников усадил Корсакова в машину и заставил выпить залпом коньяк из элегантной фляжки приличных размеров, после чего машина двинулась, а Игорь задремал. Разбудил его все тот же Дружников часа через два, и Корсаков удивился, увидев придорожную табличку «Талдом».

— Сейчас заглянем в гости, немного отдохнем, — пояснил Дружников, — а еще нам надо многое обсудить, учитывая случившееся, и подумать о том, как выводить вас из этой истории.

— Вы о чем? — автоматически спросил Корсаков.

Дружников мельком глянул на него и ответил:

— Много о чем… О трупах, например…

Корсаков, до того сидевший расслабленно, сразу выпрямился, собрался и посмотрел на собеседника.

— Ну, а что вас удивляет? — спросил Дружников. — Или вы думаете, что в погоню за вами бросились полные дураки, которые никому ни о чем не сообщили?

Корсаков смотрел прямо перед собой, понимая, что старик прав, и не представляя, что надо делать! Он молчал долго и, видимо, отчаянно, потому что Дружников сказал, как о чем-то очевидном:

— Следствие, конечно, продолжится, но то, что произошло с девицей, — несчастный случай, и это очевидно. И на стволах, из которых расстреляли всех, включая Багоркина, только ее отпечатки пальцев, это тоже зафиксировано, но вам надо думать о другом…

— О чем другом? — взвился Корсаков.

Дружников помолчал, потом спросил:

— Вас в Сокольске вели?

Корсаков неподвижно смотрел вперед.

— Вас в Екатеринбург сопровождали? Напомнить?

Корсаков молчал.

— На вас в Смоленске случайные люди напали?

— Вы откуда знаете? — спросил он изумленно.

— О, святая простота! — усмехнулся Дружников. — Вы думаете, что я в том лесу просто проезжал мимо и все, что там произошло, видел я один?

— А кто еще? — обеспокоенно повернулся Корсаков.

— Имена нам сейчас не важны, а вот сам факт требует быть внимательными и осторожными, ясно?

Корсаков только сейчас начал понимать то, о чем говорил Дружников, и отчаянно завертел головой, оглядываясь по сторонам и назад.

— Не волнуйтесь лишнего, — сказал Дружников. — Сейчас никакой опасности нет, потому что, во-первых, мы под охраной, а во-вторых, я специально пригласил на место преступления представителей разных соперничающих групп. — И, отвечая на удивленный взгляд Корсакова, усмехнулся и сказал: — Меня сейчас другое волнует, и волнует всерьез: если не сейчас, то через час-другой весь Интернет забурлит пересказами о том, что произошло…

— Они-то откуда узнают? — удивился Корсаков.

— Да ну вас, Игорь Викторович, будто дворником работаете всю жизнь, — захохотал Дружников. — Надо думать и решать, что со всем этим делать.

Вот так и получилось, что Корсаков отправился на «СГМ», где ему предстояло участие в «круглом столе», который был весьма популярен в журналистской среде не только столицы и России, но и далеко за ее пределами. Правда, узнав имена тех, кто будет вместе с ним на этом «столе», Корсаков запротестовал: он знал этих людей и был уверен, что все превратится в скандал. Дружников выслушал его доводы, кивая и, казалось, одобряя, но, как только Корсаков замолчал, спросил:

— Вы видите другое решение? — Дав Корсакову вымолчаться, подвел черту: — Тогда будем готовиться к предстоящему…

«Вертеть» «круглым столом» «СГМ» приглашали известных людей, чаще не из журналистского сообщества, и Корсаков не удивился, когда, придя в студию, узнал, что вести передачу будет известная своими скандалами блогерша Лилит. Они не были знакомы лично, но это никак не мешало тому вороху слухов, которые носились не только по Москве и всей России, но и еще дальше. Уж, во всяком случае, в пределах бывшего СССР у нее было много читателей и слушателей. Лилит была известна разного рода пакостями, которые она охотно распространяла, и последствиями, которые пару раз приводили ее даже в камеру. Правда, не более чем на пятнадцать суток.

Кроме нее, в студии было еще несколько человек, но, когда прозвучало предупреждение «Сорок секунд осталось», все стали выходить, студия опустела, и в ней, кроме Лилит и Корсакова, остались еще двое, и обоих он знал. С Вовой Ипатовым он сталкивался часто и знал, что в пределах профессионального сообщества репутация у него так себе. Вова постоянно мотался по изданиям, предлагая сенсационные темы, но мало кто решался работать с ним, потому что очень уж часто выяснялось, что Вова не очень-то надежен в смысле информации. Вторым участником был Арсений Голицын, скромно именовавший себя «историком государства Российского». Он почти каждую неделю