цепкое, плодовитое, живучее, умеет, как плохой сорняк, приспосабливаться к разным условиям, и если ему сейчас не удастся погубить Россию, то оно очень охотно сделает это потом, завтра или послезавтра; Махно же был против притеснения евреев.

– Но погодите, погодите, – начинал горячиться Григорьев (когда заходила речь о евреях, он терял обычную свою осторожность, евреев называл не иначе, как жидами), – среди чекистов, лютующих на Украине, большинство – евреи, – это раз, – он загибал один палец. – Главный красный враг Троцкий Лейба Давидович – далеко не испанец по национальности, замечу я вам, – два, – Григорьев загибал второй палец. – Все эти Каменевы, Свердловы, Раковские, все они – жиды! – Григорьев загибал третий, четвертый и пятый пальцы.

– Свердлов – еврей, я с ним виделся в Москве, – подтвердил Махно.

– Все они там – евреи, Нестор Иванович, – убеждал батьку Григорьев, – кроме, может быть, бывшего заводского рабочего Калинина, выступающего в Кремле в роли мальчика на побегушках, этакого разносчика телеграмм. Он хоть и с бородой, но роли там никакой не играет… все они там – Розентали, Розенблюмы, Блаунштейны, Рабиновичи, Гинсбурги, Штеренберги и так далее, взяли только себе русские фамилии для маскировки и теперь правят бал. – Григорьев огорченно покрутил головой.

С этим Махно не был согласен. В вопросе о евреях они заняли разные позиции, не сошлись. Но это была частность, не самый главный вопрос, и Махно понял – с Григорьевым они столкуются…

Совещались таким образом целых три дня – никак не могли сговориться в мелочах. Да и решали в непростом споре, кому быть козырным тузом в колоде, – два козырных туза ведь быть не может, – Григорьеву или Махно? Батька очень жалел, что игра картежная несовершенна, и сами карты тоже несовершенны – как это в одной колоде не может быть двух козырных тузов? Батька дышал часто, требовал воды в ковше, чтобы утолить жажду, Григорьев тоже часто и громко дышал и также требовал воды… Наконец сговорились, решили окончательно объединиться и назвать объединенную армию Повстанческой.

Сбылась давняя батькина мечта – создать Повстанческую армию. Командующим армией был избран Григорьев, реввоенсовет возглавил батька. Начальником штаба назначили родного брата Махно Григория. Григорий Махно какое-то время воевал у красных, потом они ему надоели, он вогнал винтовку штыком в землю и вернулся в Гуляй-Поле.

Какие-либо преследования евреев, кстати, были категорически запрещены, сразу же после этого запрета среди григорьевцев пополз тихий шепоток:

– А Нестор-то хоть и Иванович по отчеству, но батьке его до Ивана, как нашему Тарасу Передрищенко до заокеанского Джорджа, отец у Махно – еврей.

Махновцы за такие разговоры били морды григорьевцам. Жизнь продолжалась.

Отец у Галины Кузьменко, жены Махно (хоть и не расписанной с батькой, не отмеченной ни в церковных, ни в амбарных, ни в сельсоветских книгах, но все-таки это была жена, Кузьменко считала Нестора Махно своим мужем, а батька считал Галину Андреевну своей женой) в прошлом был жандармом.

Вот ирония судьбы, закавыка, которую без бутыли доброй горилки с плавающими внутри стручками красного перца не разберешь, не обмусолишь в горячих речах: тесть Андрей Иванович был жандармом, а зять Нестор Иванович – царским преступником, каторжником, лютым врагом всех жандармов России. Жандармы гоняли этих людей по стране, как кроликов. Только пух на бегу сыпался. Задает же жизнь загадки…

Тем, что дочь стала невенчанной женой какого-то каторжника, про которого старик Кузьменко наслышался столько всякого, что на два дня ругани хватит, Андрей Иванович был очень недоволен, поджимал манерно губы – они у него разом делались дамскими, складывались бантиком, – и к встрече с зятем особо не стремился.

Махно же рассудил мудро: коли гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе – взял с собою сотню всадников – разведотряд, – и устремился в Песчаный Брод, поселение, основанное лет сто пятьдесят назад ссыльными староверами.

Не чаял он застать там Галину Андреевну, да неожиданно застал.

– Ты же у Петлюры должна быть! – Лоб у Махно собрался изумленной лесенкой… – На выполнении разведывательного задания…

– Не доехала.

Махно ощутил, как в нем что-то дрогнуло, надломилось, он даже внутри хруст услышал – если бы это была не Галина, а кто-то еще, он бы поговорил как следует, в полный голос, но тут этого делать не мог, у него даже горло сдавило от нежности к этой женщине, и батька, отменяя отповедь, лишь махнул рукой:

– Ладно. Не доехала так не доехала… Петлюра – потом. Подождет.

Андрей Иванович, увидев зятя, привычно сложил губы манерным бантиком. Лицо его сделалось неприступным.

– Чего это он? – не понял Махно.

– Да сердится, что мы с тобою – невенчанные, – сказала Галина.

У Махно от этих слов едва дыхание не перехватило, он пальцем разодрал крючки на воротнике.

– Чтобы я, старый заслуженный анархист, пошел к какому-то дьячку? – Он помотал головой так резко, что все услышали, как у батьки захрустели шейные позвонки. – Ты, баба, совсем ошалела!

– Да не ошалела я. И мама об этом же просит… Ну, Нестор! Сделай это ради меня. Ну, пожалуйста!

Уломать Махно было невозможно, но все-таки Галина уломала его. Домна Михайловна, мать Галины – толстая, круглолицая, подвижная, по прозвищу Жандарка (так ее прозвали в ту пору, когда муж носил голубую жандармскую форму), даже прослезилась, узнав, что Махно дал согласие на венчание.

– Дитятко мое! – проговорила она радостно и одновременно жалобно и приложила уголок платка к глазам. – Церковь у нас есть, хорошая церковь, а вот священника нет.

– Куда же он делся?

– Когда пришли красные – убег.

– Ладно, попа мы найдем, – уверенно проговорил Махно, выпрямился важно. – Петька! Лютый!

Верный Петька возник словно бы из-под земли, отряхнул пристрявший к галифе мусор – он уже успел соснуть. Вот молодец, не теряется ни в какой обстановке.

– Я весь внимание, Нестор Иванович! – лихо отчеканил Петька.

– Есть тебе персональное задание, очень важное и деликатное. Во-первых, надо найти священника и доставить его в здешнюю церковь – это раз. Два – пошарь по хуторам: нужна бочка самогонки, а еще лучше – две бочки… Кроме того – ведер шесть хорошего красного вина. Для баб-с.

– Что за праздник грядет, Нестор Иванович? – полюбопытствовал Петька.

– Свадьба. Моя свадьба.

– Все будет сделано в наилучшем виде, – пообещал Лютый. – К завтрашнему же дню.

– Это нужно не завтра, а сегодня, – уточнил Махно. – Завтра будет поздно, завтра должны быть уже накрыты столы.

– Значит, сделаем сегодня.

– Еще надо три-четыре поросенка, несколько ярок, разные нарядные цацки, чтобы свадьба была похожа на свадьбу, а не на похороны.

– Какие цацки, Нестор Иванович?

– Ну, рушники всякие, дерюжки, скатерки вышитые, чтобы столы накрыть. Об этом надо спросить у здешних баб, они все знают. Еще насчет оркестра полюбопытствуй – музыка нужна. Понял, Петька?

Петька весело взял под козырек, хотя раньше никогда под козырек не брал – видать, у красных этому