предлагающие Гуляй-Полю освободиться от власти батьки Махно, батьку отдать под суд, а самим вступить в белую армию. Махно не выдержал, рассмеялся – щеки ему стянуло противной клейкой паутиной, он провел рукой по щекам, вначале по одной, потом по другой – никакой паутины не было. Нервы все это, нервы… В госпиталь заглянуть, что ли, попросить, чтобы врач потыкал ему под ключицы черной эбонитовой трубкой, послушал, что там внутри у батьки творится…

Махно вздохнул. Снова взял в руки карандаш. Дописал:

«Прошу прислать человека, который бы принял отчетность».

Опять отложил карандаш.

Голова была пухлой от забот, затылок наполнился звонкой тяжестью, в ушах тоже стоял звон. Видимо, придется встретиться с атаманом Григорьевым. Тот продолжает настойчиво набиваться в друзья. Но если Григорьев с белыми – никакой дружбы не будет.

Неяркий пламенек ночника трепетал, кренился то в одну сторону, то в другую, манил к себе – было сокрыто в нем что-то таинственное, непознанное, – как и вообще во всяком огне. Махно никак не мог придумать последнюю фразу, которой можно было бы закончить телеграмму, фраза должна быть хлесткой, бить в поддых. Измаявшись, он написал просто: «Я больше сделаю в низах народа для революции – я ухожу». И подпись свою поставил с «народным» титулом: «Батько Махно».

Ему показалось, что после этого у него даже дыхание сделалось легче.

Телеграмму он отправил командующему Второй армией Скачко – человеку, который относился к батьке с пониманием, не рубил с плеча и не облаивал его на весь белый свет, как Троцкий.

Скачко наложил на телеграмму Махно свою «указивку» и переправил командиру седьмой дивизии: «С получением сего выехать в Гуляй-Поле в штаб бригады Махно для приема бригады и назначения в ней нового командования ввиду сложения своих полномочий». Революцию делали грамотеи великие.

Но в Гуляй-Поле так никто и не прибыл.

Более того, в Гуляй-Поле собрались делегаты всех частей, находившихся сейчас на фронте, и послали в Москву, Ленину, довольно резкую телеграмму о том, что никому они, кроме Махно, подчиняться не станут.

Из Москвы, как обычно, – ни ответа ни привета.

Махно раскинул перед собой карты, поломал малость голову и решил: надо связаться с Петлюрой – появилась такая новая сила на Украине, Симон Васильевич Петлюра. Когда-то Петлюра учился в духовной семинарии, окончил ее или нет, батьке не было ведомо, культурный – хорошо играет на скрипке, проживал в разных городах – во Львове, в Москве, в Екатеринодаре, зарабатывал тем, что давал частные уроки. Некоторое время сшибал червонцы на редакторской ниве – был главным редактором газеты «Украинская жизнь». Сейчас носит громкий титул Главного атамана Украины. Имеет приличное войско, связан с зарубежьем – общается с Лондоном и Парижем. И главное – не идет на сближение ни с красными, ни с белыми. Такую позицию Махно уважал.

К Петлюре батька решил послать разведку – двух баб: Феню Гаенко и свою жену Галину Андреевну Кузьменко. Пусть они походят, посмотрят, что делается в Киеве, воздух пальцами пощупают, узнают, чем дышит Главный атаман, чем он кормится, что ему подают на утро, а что в обед, какие сюртуки носит и какую музыку любит слушать на ночь. Если бабы вернутся с положительными впечатлениями – значит, надо будет присмотреться к Симону Васильевичу внимательнее…

У Маруси Никифоровой – теперь уже у мадам Бржостэк, – в голове родилась очередная дурь: она решила поддержать мировую революцию во вселенском масштабе – пусть на земле, всюду, во всех странах будут Советы! Но – без белых и красных.

Начать Маруся решила с Крыма.

Роскошным летним утром, когда солнце купалось в листве деревьев, она пришла к батьке и огорошила его сообщением:

– Нестор, я уезжаю!

– Куда?

– В Крым.

– Чего ты там не видела?

– Мы с Витольдом решили совершить покушение на Деникина – убрать его… Тогда тебе на фронте будет легче, Нестор.

Немного поразмышляв, Махно расцвел в улыбке:

– А что! Хорошая мысль! Только как вы с Витольдом подберетесь к Деникину? Он даже в нужник, пардон, ходит с охраной.

– Найдем способ. Мы – умные.

Махно иронично глянул на Марусю.

– В этом я не сомневаюсь.

– Ну как, одобряешь передовую анархическую мысль об уничтожении белогвардейского паразита?

– Одобряю. – Махно отвел взгляд от мадам Бржостэк и подумал: «Только денег у меня не проси, нету их у меня… Не проси денег!»

Маруся просить деньги не стала, она царственным жестом поправила себе грудь, поддев ее снизу рукой, затем сделала батьке жест: «Чао, какао!» – и удалилась.

Деньги она решила попросить в более удобной обстановке, при всех. Произошло это в день отъезда Маруси и пана Бржостэка из Гуляй-Поля.

– Прощай, батька, я отбываю в Крым делать мировую революцию, – сказала Маруся. – Как и договорились…

– Прощай! – коротко произнес Махно, сделал порывистое движение, чтобы обнять свою старую боевую подругу, но Маруся неожиданно выставила перед собой два твердых, как небольшие камни кулака, – она словно бы защищалась от батьки.

Тот вопросительно поднял брови, верхняя губа у него немедленно наползла на нижнюю.

– Что-то случилось, Маруся? – спросил он ласково.

– Случилось, батька. У меня нет денег.

– И у меня нет…

– Я же еду в Крым не по своим личным делам – пить вино в подвале князя Голицина, я еду на опаснейшее задание – ликвидировать генерала Деникина.

– У меня нет денег, Маруся.

– Есть, батька! – Марусин голос сделался напористым, зазвенел опасно. – Тебе красные дали много денег.

– Откуда знаешь?

– Разведка донесла.

Махно усмехнулся, взял Марусю за руку, поднес ее ладонь к глазам. На безымянном пальце Маруси сиял золотой перстень с огромным бриллиантом – каратов двенадцать, не меньше.

– Бриллиантик этот стоит целое состояние, Маруся, – сказал он. – На него можно купить большое дворянское имение.

В глазах у Маруси блеснула сталь, – она хотела было шугануть маленького, похожего на серую мышку батьку, но вместо этого подула на перстень, полюбовалась игрой камня.

– Этот перстень, Нестор, тебя никак не касается. Это – мое приданое к свадьбе. – Маруся испытующе посмотрела на батьку, словно бы хотела утопить его в своих огромных глазищах.

Махно выдержал взгляд Маруси, хмыкнул:

– Витольд подарил?

– Совершенно верно. Боевики мои, в том числе и атаманы Шуба и Чередняк, разбегаются по всей России… У каждого – свое задание. У одних – кончить Колчака в Сибири, у других – взорвать Чека в Харькове, у третьих – совершить взрывы в Москве, в том числе и в Кремле, а мы с Витольдом, по общему решению, направляемся в Крым, в ставку Деникина. Пора с ним кончать. На это, Нестор, денег жалеть не надо.

Махно не выдержал, похлопал в ладони:

– Браво, Мария!

– Одним «браво» не обойдешься, Нестор. Повторяю – нужны деньги.

– Сколько? – наконец опросил Махно и почувствовал, как у него перехватило дух.

– Миллион рублей.

Махно не выдержал, присвистнул.

– Ты не свисти, Нестор, а выкладывай денежки. Без них нам до Деникина не добраться.

– А если вы по привычке возьмете маузеры