в белое. Волосы были уложены менее тщательно, чем обыкновенно, и падали на лоб широкими волнами. Лицо казалось чрезвычайно бледным, а глаза – больше и темнее, чем обычно. На устах блуждала неопределенная улыбка, исчезающая, как у лунатика. Леди Сибил подала мне руку – сухую и горячую.

– Отца нет дома… – начала она.

– Я знаю. Но я пришел к вам. Могу я ненадолго задержаться?

Она кивнула и, апатично опустившись в кресло, начала поигрывать розами в вазе, стоящей рядом с ней на столике.

– Вы выглядите устало, леди Сибил, – мягко начал я. – Вы нездоровы?

– Совершенно здорова. Но вы правы, я действительно устала. Ужасно устала!

– Наверное, у вас слишком много сил отнимает забота о матери…

Она горько рассмеялась:

– Забота о матери! Прошу, не приписывайте мне такой преданности. Я совсем не ухаживаю за ней: просто не могу себя заставить. Я слишком робка, и ее лицо пугает меня. Всякий раз, когда я осмеливаюсь подойти к ней, она пытается заговорить с ужасными усилиями, что делает ее вид еще более отталкивающим. Я умерла бы от страха, если бы часто ее видела. Если я к ней захожу, то едва могу устоять на ногах и уже дважды теряла сознание от ужаса. Подумать только, ведь этот живой труп с неподвижными испуганными глазами и искривленным ртом – моя мать!

Она вздрогнула, и даже губы ее побледнели. Это меня встревожило.

– Все это, должно быть, очень плохо сказывается на вашем здоровье, – сказал я, придвигая свой стул поближе к ней. – Может быть, вам уехать отсюда на какое-то время?

Она молча посмотрела на меня. Выражение ее глаз странно волновало меня: оно было не нежным или задумчивым, а свирепым, страстным и властным.

– Я только что встретил мисс Чесни, – продолжал я, – и она показалась мне очень несчастной.

– Ей не из-за чего расстраиваться, – холодно ответила Сибил, – хотя моя мать умирает слишком медленно. Но мисс Чесни молода; она может позволить себе немного подождать корону Элтонов.

– Разве… но, может быть, вы ошибаетесь в своих предположениях? – осторожно спросил я. – Каковы бы ни были ее недостатки, я уверен, что девушка восхищается вами и любит вас.

Леди Сибил пренебрежительно усмехнулась.

– Мне не нужны ни ее любовь, ни ее восхищение, – сказала она. – У меня мало подруг, и все они – лицемерки, которым нельзя доверять. Когда Диана Чесни сделается моей мачехой, мы все равно останемся чужими.

Я почувствовал, что затронул деликатную тему и что продолжать этот разговор не стоит.

– А где ваш друг? – спросила вдруг Сибил, видимо желая сменить разговор. – Почему он теперь так редко к нам заходит?

– Князь Риманес? Видите ли, он очень странный человек и временами испытывает приступы отвращения к обществу. Он часто встречается с вашим отцом в клубе, а сюда он не приходит оттого, что терпеть не может женщин.

– Всех женщин? – спросила она с легкой улыбкой.

– Всех без исключения!

– Значит, меня он тоже ненавидит?

– Этого я не говорил. Никто не способен возненавидеть вас, леди Сибил. Однако что касается князя Риманеса, то я не надеюсь, что его хроническая болезнь – отвращение к женщинам – ослабнет даже ради вас.

– Значит, он никогда не женится? – спросила она задумчиво.

Я рассмеялся:

– О нет, никогда! В этом вы можете быть совершенно уверены.

Она помолчала, продолжая перебирать стоявшие рядом с ней розы. Ее грудь быстро поднималась и опускалась. Я видел, как трепещут длинные ресницы, каким бледно-розовым румянцем покрылись ее щеки. Чистые очертания тонкого профиля напоминали задумчивых святых или ангелов Фра Анджелико. Я еще продолжал смотреть на леди Сибил с восхищением, как она вдруг выпрямилась, смяв розу в руке. Глаза ее сверкнули, по телу прошла дрожь.

– О, я этого не вынесу! – дико воскликнула она. – Не вынесу!

Я вскочил в удивлении:

– Сибил!

– О, почему вы молчите и тем переполняете чашу моего унижения! – продолжала она страстно. – Почему бы вам не сказать мне, как вы говорите отцу, о цели ваших посещений? Почему бы вам не сказать мне, как ему, что ваш выбор остановился на мне, что я единственная в мире, кого вы избрали в жены? Посмотрите на меня! – Она трагическим жестом подняла руки. – Есть ли малейший изъян в товаре, который вы хотите приобрести? Это лицо считается достойным трудов модного фотографа, и карточку с подписью «английская красавица» можно продавать за шиллинг. Эта фигура послужила образцом для платьев, пошитых многими модистками, которые продавали их мне за полцены при условии, что я буду называть знакомым имя изготовителя. Эти глаза, губы и руки – все в вашем распоряжении! Почему же вы подвергаете меня унижению, медля со сделкой? Вы колеблетесь, размышляя, достойна ли я, в конце концов, вашего золота?

Она, казалось, была охвачена какой-то истерической страстью, сотрясавшей ее тело. В тревоге и изумлении я бросился к ней и схватил за руки.

– О, Сибил, пожалуйста, успокойтесь! Вы переутомлены, вы взволнованы, вы сами не понимаете, что говорите. Дорогая моя, за кого вы меня принимаете? Что за чепуху вы вбили себе в голову об этой купле-продаже? Вы знаете, что я вас люблю, и я не делал из этого тайны. Вы должны были понять это по моему лицу. И если я колебался, признаться или нет, то только потому, что боялся быть отвергнутым. Вы слишком хороши для меня, Сибил! Вы слишком хороши для любого мужчины. Я не достоин вашей красоты и невинности. О, моя возлюбленная, не уступайте так сразу! – взмолился я, ибо, пока я говорил, она прильнула ко мне, как дикая птица, внезапно попавшая в клетку. – Что я могу сказать вам, кроме того, что боготворю вас всеми силами души? Я люблю вас столь сильно, что страшусь даже думать об этом! Это страсть, которая сильнее меня. О, Сибил, я слишком сильно, слишком безумно люблю вас…

Я задрожал и смолк. Ее объятия лишили меня самообладания. Я целовал волны ее волос. Она подняла голову и взглянула на меня. Глаза ее загорелись каким-то странным блеском, в котором сквозила не столько любовь, сколько страх. Вид красоты, уступавший моим притязаниям, как будто разрушил все преграды, которые я до сих пор воздвигал своим чувствам. Я впился в ее губы долгим страстным поцелуем, который, как казалось моему возбужденному воображению, сливал наши существа в одно целое. Но она вдруг высвободилась и оттолкнула меня. Стоя поодаль, она так сильно дрожала, что я боялся, не упадет ли она в обморок, и, взяв ее за руку, усадил на стул.

Сибил слабо улыбнулась.

– Что вы почувствовали? – спросила она.