Вертрана едва не застонала. В глазах рыжули плескалось отчаяние, которое она пыталась скрыть за натянутой улыбкой. Эйлин, смеясь – вот только смех звучал как скрежет лезвия по стеклу, – обняла Мей за талию, соединив руки на животе.

– Госпожа Гран, Лора переела сладкого за ужином. Она просто балуется! Беременна! Наша скромница! И от кого бы?

Богомолиха махнула было рукой: она устала и мечтала очутиться в теплой постели. Отвернулась, сделала шаг из комнаты, и Верта почувствовала, как ноги слабеют от облегчения, но классная дама неожиданно передумала. Вернулась и смерила Мей острым взглядом.

– Чушь, конечно… – медленно сказала она. – И все же встань-ка прямо, голубушка, я посмотрю.

Мей качнула головой: «Нет, не надо», но ее робкое сопротивление только подлило масла в огонь. Богомолиха грубо дернула рыжулю за руку, отрывая от Элли. Поставила перед собой.

Госпожа Гран была слабой магичкой, за время обучения ее дар развился на четверку, и никто из лордов платить за никчемную магиссу не захотел. Ее оставили при Институте, сделав классной дамой. Всю жизнь эта женщина, сейчас уже пожилая, провела в крошечной комнатке рядом со спальней воспитанниц.

Если бы не глупая выходка Лоры, Богомолиха не сумела бы разглядеть беременность Мей раньше срока, для этого ей пришлось собрать все силы.

– Что? Что?! – задохнулась она. – Мей! Мерзавка! Да как же это?

Она подскочила к плачущей рыжуле и, вцепившись в волосы, начала трясти. Мей только пищала, как котенок, и даже не пробовала защититься. Вертрана и Эйлин схватили госпожу Гран за руки, пытаясь оттащить. «Розочки» растерянно переглядывались. «Не может быть!» – читалось на их лицах.

Богомолиха занесла ладонь над Мей, Вертрана подставила плечо под удар и перехватила следующий.

– Даже не знаю, как смогу объяснить синяки господину Ространу! – прошипела она.

Только упоминание лорда Конора немного охладило пыл классной дамы. Она, тяжело дыша, оглядела своих притихших подопечных.

– Кто? Отвечайте!

– Что, если это сам господин Гернаус? – предположила Дженни.

– Это он? – загремела Богомолиха, обращаясь к Мей. – Твой лорд?

Та покачала головой, слезы градом катились по ее лицу. Эйлин снова обняла рыжулю и начала баюкать, как ребенка.

– Это не он! Но отец ребенка тоже лорд!

– Кто же?

– Господин Ройм! Теодор Ройм! Он выкупит Мей и ребенка!

– Я так и знала! – горестно взвыла Богомолиха. – Лорд! Одно название! У него не хватит денег и на половинку Мей. О боги, что я скажу госпоже Амафрее! Что я скажу господину Гернаусу!

– Он выкупит меня! – прошептала Мей. – Он обещал! Уже очень скоро. Пожалуйста, не выдавайте меня!

Госпожа Гран прижала тыльную сторону ладони ко лбу, ее желтое лицо пошло пятнами и выглядело совершенно безумным, глаза покраснели.

– Нет, я не собираюсь скрывать столь вопиющий факт! Пусть решает госпожа Амафрея!

Богомолиха развернулась в сторону двери, но тут воспитанницы облепили ее, целуя плечи и руки, умоляя всем, что связывало их долгие семь лет, пожалеть бедную Мей и дать шанс на счастье.

– Только месяц. Один месяц! – упрашивали они.

– Ах, оставьте! – закричала госпожа Гран, отряхивая с себя руки, точно надоедливых насекомых. – Прочь!

Она выскочила за дверь и торопливо зашагала по коридору.

Мей без сил осела на пол. «Розочки» тотчас же обступили ее, принялись утешать.

– О, Мей… Если бы мы только знали! Значит, это мастер Ройм? Вы любите друг друга? Он вернулся за тобой?

Рыжуля не могла говорить от переживаний, только кивала. Элли и Верта не отпускали ее рук.

– Еще не все потеряно! – шептала Верта.

– Может быть, Сухарь решит устроить аукцион прямо сейчас! Зачем ей терять выгоду? – подбадривала Элли.

– А где Лора? – вспомнил кто-то из девочек.

Лора спряталась в углу, притаилась за спинкой кровати. Она сидела на полу, уткнувшись в колени.

– Не бейте меня, – пробормотала она.

– Да пошла ты, гнусь! – брезгливо бросила Верта. – Даже пачкаться о тебя не хочется!

Госпожи Гран не было уже очень долго, не появлялась и директриса. «Розочки» успели немного утешить Мей. Они на все лады повторяли версию Элли про аукцион. А еще раздобыли кипятка и заварили для рыжули успокаивающий мятный отвар.

Но не успела Мей сделать и пары глотков, как дверь в спальню распахнулась и в комнату прошествовала сначала госпожа Амафрея, мрачная, почерневшая, за ней сгорбившаяся Богомолиха, а следом профессор Алеб, выглядевший сегодня гораздо старше своих лет.

– Мей, ляг, – попросил он.

– Нет!

– Я только посмотрю…

Унизительный осмотр повторился. Профессор вытер пот со лба и устало кивнул.

– Неблагодарная тварь, – процедила госпожа Амафрея.

Она не бушевала, как Богомолиха, но от ее тихого голоса кровь стыла в жилах.

– Отец ребенка лорд Теодор! – наперебой заговорили «розочки». – Он выкупит Мей. Пусть будет аукцион! Пусть…

– Молчать, глупые курицы! – прикрикнула директриса, и теперь стало заметно, что она судорожно пытается найти выход, а ее спокойствие – лишь маска. – Ваш лорд Теодор гол как сокол. Я допустила его на отбор в виде исключения, дала слабину, теперь жалею. Он даже вступительный взнос выплатил не до конца.

Она на мгновение сжала виски и тяжело вздохнула.

– Что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Главное, чтобы господин Гернаус не узнал. Мей приболеет, но после пары недель в лазарете полностью выздоровеет и будет готова отправиться в новый дом.

– Нет! Умоляю! Дайте мне шанс! Разрешите хотя бы сообщить господину Ройму!

Мей упала к ногам госпожи Амафреи, которая с презрением рассматривала рыжую девчонку, скорчившуюся на полу.

– Я собираюсь отказать господину Ройму в последующих посещениях. Мы не благотворительная организация. – В голос директрисы вернулась уверенность. – Ничего, детка, не ты первая, не ты последняя. Профессор Алеб все сделает быстро. Да, профессор? Вы заберете Мей в лазарет или проведете эту небольшую процедуру прямо здесь?

– Я не стану этого делать, – сухо сообщил преподаватель целительства.

– Как вас понимать? – опешила госпожа Амафрея.

– Я нанимался в Институт не для того, чтобы калечить юных девушек душевно и физически. Я нахожусь здесь для того, чтобы преподавать целительскую магию, и, как мне кажется, неплохо справляюсь со своими обязанностями.

Сухарь поджала губы, но настаивать не посмела: такой величине, как профессор Алеб, с радостью предложат место в Академии. Или он займется частной практикой. В любом случае в проигрыше останется Институт.