Нинель схватила пузырек, накапала валокордин в пустую рюмку,опрокинула ее в рот и повторила:

– Так и знала!

– Сколько веревку ни вить, а концу быть, – пожалая плечами. – Мне нужны украденные драгоценности. Прямо сейчас звоните«поставщикам» и забирайте у них вещи.

Нинель вздрогнула.

– Это невозможно.

– Почему? Не знаете телефон Кудо?

– Кого?

– Наглых воров, Мадлен и Вадима, вернее, Марины и Димы,или уж не знаю точно, какие имена вписаны в паспортах у негодяев. Корочеговоря, тех, кто обокрал нас!

– Кудо?

– Да.

– Не знакома с такими людьми…

– Ага, колье нашли на улице, возле магазина, кудапришли купить кефир.

Нинель выпрямилась.

– Не смейте оскорблять меня! Проникли обманом в мойдом, прикинулись дурой!

– Думаю, в противном случае вы бы не захотели со мнойбеседовать.

– А я и сейчас не желаю говорить с вами.

– Ладно, пойду в милицию.

– Скатертью дорога!

– Расскажу там правду про вас!

– Да? Какую же?

– Про колье!

Нинель усмехнулась:

– Интересно!

– Вы торгуете краденым.

– И где доказательства?

– Вот ожерелье.

– Оно у вас, а не у меня.

– Правильно, забрала его у Евдокии.

– А я тут при чем?

– Вы дали его наивной вдове генерала.

– Нет.

– Как это?

– Очень просто, нет.

– Но Евдокия Семеновна сказала…

– Бордюг выжила из ума, несет чушь.

– Колье было у нее.

– Правда?

– Вы издеваетесь?

– Упаси бог, просто трясете передо мной украшением исообщаете, что оно ваше.

– Верно.

– Тогда при чем тут Дуся?

– Колье дали ей вы!

– И кто это видел? Где свидетели? Сказать можно чтоугодно! – нагло прищурилась окончательно взявшая себя в рукиНинель. – Если обратитесь в милицию, я заявлю легавым: первый раз вижу этуштуку. И что дальше?

Слово «легавые» ударило по ушам, в моем мозгу моментальновспыхнул свет.

Легавый – это сотрудник милиции, теперь людей в синей формеопределенная часть населения, приблатненный слой, называет иначе – ментами,волками позорными. Легавыми оперативников и следователей окрестили в 60-е годы,потом наша лексика изменилась. Кстати, это относится не только к слову«легавый». В свое время в молодежной компании звучало: «чувак», «чувиха»,«предки», «фарцовщик», «хрусты» – теперь же, имея в виду парня, девушку,родителей, спекулянта и деньги, произнесут иное: «перец», «герла», «шнурки»,«бабло», а спекулянт превратился в коммерсанта. Испарилось и словечко «клевый»,уж и не знаю почему, но Машкины сверстники говорят «шоколадный».

И еще одно, в начале 90-х стало модно подчеркивать своюсвязь с криминальным миром, люди начали делать татуировки и щеголять знаниямиблатной фени, лексикона у́рок. Кстати, слово «урки», то есть криминальныеличности, тоже увязло в толще дней, сегодня в ходу – «братки». Но не в этомсуть, главное иное: в наши дни вполне интеллигентный человек, допустим актер,пересыпает речь словами «чалиться», «грев», «шконки»[9].Это не вызывает удивления, ну, может, кто и поморщится слегка, да и только. Аво времена моего детства говорить «легавый» было крайне стыдно, люди моглиподумать, что у тебя в семье есть родственник, который не в ладах с законом, аподобные связи скрывали.

Нинель же легко, очень привычно обронила «легавый», и ярешила идти ва-банк.

– Ладно, согласна, свидетелей нет, но мой ближайшийдруг полковник Александр Михайлович Дегтярев приватно займется вами, откроетархив, обнаружит некие сведения о Нинель Митрофановне, якобы честной вдове.Ну-ка, сколько раз вы сидели и за что?

Нинель широко распахнула глаза, я уперлась ладонями в стол.Сейчас вдова генерала заорет: «Нахалка, пошла вон», – а я встану иперекричу мерзкую бабу! Посмотрим, кто кого!

Но Нинель неожиданно прошептала:

– Скорей дай лекарство, там, в столе, в ящике,стеклянная трубочка.

Лицо дамы приобрело землистый оттенок, глаза словноввалились; испугавшись, я в два прыжка оказалась около стола, вытащила упаковкунитроглицерина, сунула старушке в рот белую крупинку и сказала:

– Успокойтесь, давайте договоримся. Вам плохо? Может,врача позвать?

– Нет, – прошелестела Нинель.

– Вы уверены?

– Да, сейчас отпустит. Как зовут вашего полковника?

– Дегтярев Александр Михайлович!

– Он жив?

– Ну, в принципе, да, – растерялась я, –вполне хорошо себя чувствует.

– Не может быть.

– Почему?

– Мне уже много лет!

– Вы прекрасно выглядите, – не к месту проявила ясветское воспитание.

– Александр был старше, намного, ему сейчас за сто!

– Да нет, Александр Михайлович вполне бодр, –улыбнулась я и собралась продолжить фразу, сказать, что Дегтяреву еще не такмного лет.

Внезапно Нинель Митрофановна заплакала, жалобно, безнадежно,отчаянно, заскулила, словно щенок, которого выбросили на мороз жестокие люди.

Я обняла вдову за плечи.

– Тише, тише, успокойтесь.

– Он жив! Невероятно! Столько лет прошло!

– Нет, нет, наверное, ошибка, мой Дегтярев еще не напенсии! Просто однофамильцы, – решила я успокоить старуху.

– Господи!

– Не плачьте.

Внезапно Нинель оттолкнула меня.

– Врешь!

Я отшатнулась.

– Дегтярев-то здоровехонек, он не умер, как всегда,выкрутился, выполз намыленным ужом! Вот оно как! Он его сын!