Вскоре к работающим людям присоединились другие – машины прибывали одна за другой. Они доставали из багажников палатки, раскладные стулья и столы, пластиковую посуду, пакеты с провизией.

Колышки вбивали рядом с железной дорогой, а палатки ставили прямо на рельсы. На станции заметили, что происходит, прибежала насмерть перепуганная дежурная. Ее не подпустили близко к лагерю, отвели к старшему, который с закатанными рукавами командовал размещением вновь прибывающих. Это был Поляков. Он отдал дежурной распечатанный листок бумаги и сказал:

– Передайте вашему руководству. Это акция областного комитета профсоюзов. Железная дорога перекрыта.

Дежурная взяла листок и растерянно пролепетала:

– Мы вызовем милицию.

Поляков поднял палец вверх.

– О, точно! Спасибо, что напомнили. – Он повернулся к кому-то, стоящему рядом с ним, и скомандовал: – Свяжитесь с милицией и попросите прислать сюда постоянный наряд на все время акции для охраны протестующих. Возможны эксцессы.

Всего за сорок минут вся железная дорога от станции до ворот «Волоковецкой стали» была занята лагерем протестующих. Через каждые 30–40 метров на рельсах стояла палатка.

Зазвенели телефонные звонки. Побежали по проводам электрические сигналы. Закричали-заругались-затопали ногами люди в разных кабинетах. Кто-то судорожно капал корвалол в стакан, кто-то тянулся за сигаретами. Столичные телеканалы и газеты выписывали журналистам командировочные.

К восьми утра приехал наряд милиции на двух машинах. Милиционеры встали рядом с дорогой, но выходить из машин не стали и к протестующим не приблизились. Их угостили кофе, от которого они не отказались.

К десяти часам утра три локомотива, каждый весом более 700 тонн, с грузом угля, направлявшиеся из Воркуты на «Волоковецкую сталь», были отправлены на запасные пути.

В полдень Поляков прямо на рельсах провел пресс-конференцию, на которой вкратце пересказал статью, которая появилась на днях в газете «Север», и сказал, что учителя перекрыли только ветку, ведущую к «Волоковецкой стали», что пассажирское сообщение не пострадает и что задача протестующих – заставить завод остановить финансовый апокалипсис, который был устроен в области. Пока этого не произойдет, учителя останутся на рельсах. В заключение Поляков сообщил, что он надеется не только на помощь населения, но и на поддержку областных властей, поскольку он действует в интересах всей области.

Комментариев от губернатора к этому времени не последовало.

Около двух часов Курашов позвонил Железняку.

– Ты должен это остановить, – сказал он.

– Что именно? – не понял Железняк.

– Не придуривайся. Я знаю, что это все – продолжение твоей интриги.

– Ты хочешь сказать, что это я вывел учителей на рельсы? Что за бред.

– Саша, хватит. Это уже не игрушки. Они перекрыли нам железную дорогу.

– Сколько у тебя есть времени?

– Что?

– На сколько дней у тебя есть запас угля?

– Примерно на шестьдесят часов.

– А что потом? Если они не пропустят уголь на завод?

– Потом мне придется потушить домны. И завод можно будет сносить и рядом ставить новый. С потушенными домнами он ничего не стоит.

– Хорошо. Ты можешь эту информацию как-то обнародовать?

– Как?

– Дай интервью на телевидении. Собери пресс-конференцию.

– Ты думаешь, это подействует на учителей? Да это их только раззадорит. Они будут прыгать от счастья по рельсам. Идиоты, они не понимают, что область на 80 процентов зависит от завода.

– Они очень хорошо это понимают.

– Нет, я не согласен. Хватит. Сворачивай свою интригу и убирай их оттуда.

– Соберись! – прикрикнул Железняк. – Что ты как тряпка? Нервы не выдерживают?

– Не выдерживают, – согласился Курашов.

– Твоя задача сейчас – показать всему миру, что ты действительно напуган.

– Это не трудно. Я действительно…

– Самое главное, чтобы тебе поверил Кассель. Сейчас проведи пресс-конференцию. А завтра ты позвонишь ему и скажешь, что готов отдать ему завод. И пригласишь приехать, чтобы обговорить детали.

– Он не приедет.

– Он приедет. И здесь мы его возьмем. За организацию убийства директора Волоковецкого филиала Басова.

– Мы возьмем?

– У меня есть свою люди в УВД. Его задержат и предъявят обвинение. Дальше он может сидеть в СИЗО столько, сколько нам будет нужно. В итоге ты получишь область, а я – империю Касселя.

Курашов помолчал.

– Умный ты, Железняк, даже страшно.

– Вот и бойся. Но делай то, что от тебя требуется. Проведи пресс-конференцию, напейся и ложись спать. А завтра с утра звони Касселю и постарайся сделать так, чтобы твой голос при этом дрожал от страха. И проси его приехать. Умоляй его приехать.

Железняк бросил трубку. Он наделся, что Курашов сделает то, что от него требуется. Он был ненадежным союзником, но от него и требовалось-то совсем немного.

Как только Железняк перехватит руль у Касселя, он заберет «Волоковецкую сталь» у Курашова. Когда он переедет в Москву, ему не помешает хороший властный и денежный резерв за спиной. Завод и область будут его резервом.

Заглянула Татьяна.

– К вам Бабкин из УВД.

Легок на помине. Железняк махнул рукой – мол, зови.

Майор Бабкин всегда выглядел так, как будто им только что поиграли в футбол – взъерошенный, помятый. Форма сидела на нем так, как будто брюки были на два размера меньше, а китель – на два размера больше. Говорил он невнятно, как будто во рту у него была каша. Но глаза у него были быстрые, умные. Жадные. Злые.

Он вошел, не глядя на Железняка, присел без приглашения за стол и положил на стол папку. Открыл ее и достал из папки несколько фотографий. Железняк потемнел лицом.

– О боже, – сказал он.

– Вот именно, о боже! – сказал Бабкин. – Но главное «о боже» даже не это. Главное «о боже» в том, что сделал это ваш сотрудник.

– Кто? – Железняк почувствовал, что у него перехватило дыхание.

– Его зовут Павел. Это ваш охранник.

Когда в дом на набережной приходили люди, Нина лежала в своем закутке за занавеской и не выходила. Она слушала пение и рассказы гуру. После встречи, когда гости разошлись, гуру хотел зайти к ней, но Борис преградил ему дорогу.

– Ей нужно отдохнуть.

– Как она себя чувствует?

– Ей лучше.

– Может быть, ей нужна медицинская помощь.