После нескольких месяцев неопределенности, взвесив все «за» и «против», Елизавета наконец сообщила Бовуару, французскому послу, что готова поддержать быструю, точную и решительную атаку на войска Лиги и помочь выбить испанцев с территории Франции. Однако, как и в 1588 году, она не хотела бы ввязываться в рискованный и экономически невыгодный конфликт, если он грозит растянуться на долгие годы. В отличие от Эссекса, грезившего о славе и желавшего мгновенных результатов, она постаралась рассмотреть возможную войну с Испанией и французскими католиками с разных сторон и в конце концов пришла к выводу, что английские войска на севере Франции должны оставаться в резерве и что в бой им надлежит вступать с осторожностью и лишь в случае крайней необходимости. Королева знала, что цели Генриха IV на этой войне отличаются от ее собственных: он надеялся одним решающим ударом разбить герцога Пармского и захватить Париж, ее же в первую очередь беспокоила безопасность портовых городов с выходом к проливу Ла-Манш — Гавра, Кана и Дьеппа, а также устья Блаве. Поэтому силы англичан решено было направить на освобождение Нормандии и Бретани[490].

В апреле 1591 года Елизавета отправила 3-тысячное войско под командованием сэра Джона Норриса на помощь малочисленным силам Генриха в Бретани. Половину воинов Норриса составляли ветераны войны в Нидерландах, где они сражались на стороне голландцев в составе вспомогательных войск под командованием Вира. Позже королева разделит это войско, позволив шести сотням солдат под предводительством сэра Роджера Уильямса участвовать в боевых действиях также в любых других регионах Франции, если Генрих сочтет это нужным[491].

Впрочем, стоило англичанам ступить на французскую землю, как Елизавете пришла в голову другая мысль. Она написала Генриху, лишь незадолго до этого вернувшему себе Шартр, письмо, в котором настоятельно призывала его перебросить войска в Нормандию и отбить Руан, пока туда не вернулась армия герцога Пармского, и обещала выслать во Францию еще 3400 солдат на двухмесячный срок в том случае, если он согласится[492]. Как полагала Елизавета, если в руках короля окажется Руан, он сможет навсегда избавиться от сторонников Лиги на всем побережье и, ни на что более не отвлекаясь, сосредоточить внимание на долгосрочной защите Бретани.

Еще когда возможность экспедиции в Руан только начинала обсуждаться, Эссекс выдвинул свою кандидатуру на роль командующего армией. Он посчитал, что поход может стать для него наилучшей возможностью добиться того блистательного триумфа, которого он и его сторонники так отчаянно желали. Эссекс давно испытывал глубокую зависть к старшему и более опытному барону Уиллоуби, назначенному на роль командующего английским войском во Франции во время освобождения Дьеппа, но теперь и сам Уиллоуби, бесконечно уставший от этой войны, горячо поддержал притязания графа[493].

Поначалу Елизавета отнеслась к этой затее скептически[494]. Она понимала: стоит ей назначить Эссекса на такой ответственный пост, как и внутри страны, так и за ее пределами сделают вывод, что он нечто большее, чем всего лишь очередной юный фаворит монаршей особы. Этим шагом она бы окончательно отодвинула на второй план Рэли и показала всем, что особо отличает Эссекса как того, кому она с возрастом доверяет все больше, не говоря уже о том, что по возвращении из похода во Францию он должен был бы стать одним из членов Тайного совета. То, что произошло дальше, многие объясняли всего лишь увлечением пожилой женщины обаятельным молодым человеком[495]: поговаривали, что королева согласилась поставить Эссекса во главе армии лишь потому, что он трижды, преклонив колено, на протяжении нескольких часов умолял ее сделать это. И все же, как бы романтично эта история ни звучала, она не более чем миф. В действительности на решение Елизаветы повлияла прежде всего та поддержка, которую Бёрли и Хэттон выказали экспедиции в целом и лично графу Эссексу, намеренному ее возглавить[496].

После долгой и эмоциональной переписки между Бёрли и Бовуаром (некоторые из их посланий дописывались в три часа ночи) Елизавета сдалась. 25 июня она наконец согласилась с тем, что Эссекс подходит на роль генерал-лейтенанта ее армии во Франции. Сам Эссекс, с присущим ему нахальством заранее рассчитывавший на такой исход, еще за пять дней до этого начал улаживать свои дела, готовясь к скорому отъезду из страны[497]. Но королева поставила одно условие. Незадолго до этого она отозвала сэра Эдуарда Стаффорда с поста английского посла во Францию, при этом великодушно простив ему все долги (Елизавете не было известно о предательских действиях, совершенных им под псевдонимом «Джулио»). Вместо Стаффорда на континент отправился сэр Генри Антон, протеже Хэттона, которому были даны четкие инструкции по наблюдению за Эссексом. Опытный путешественник с врожденными способностями к языкам, Антон должен был следить за действиями графа, давать ему советы и регулярно отправлять Бёрли подробные отчеты о происходящем. Королева особо подчеркнула, что английскому войску следует расположиться рядом с основными силами гугенотов, и строго запретила позволять Эссексу ввязываться в какие бы то ни было опасные и необдуманные авантюры. Содействовать Антону в выполнении этой поистине нетривиальной задачи должен был сэр Томас Лейтон, участник нескольких военных кампаний, также бегло говоривший по-французски[498].

И даже теперь Елизавета не была полностью уверена, что может положиться на своего нового полководца. Чтобы не оставить Эссексу ни малейшего шанса найти лазейку в ее словах, 21 июля королева передала ему подробные письменные инструкции, в которых среди прочего говорилось, что он обязан советоваться с Лейтоном по любому вопросу, дабы избежать всего, что «может поставить Наши войска в затруднительное или отчаянное положение или же привести их к разгрому». Стратегию Эссекс должен был обсуждать с Генрихом Наваррским; в случае же, если возможность встретиться с королем лично не представится, ему надлежало прибегнуть к посредничеству Антона. Ни при каких обстоятельствах Эссекс не должен был принимать важные решения самостоятельно[499].