Вернее, Ника Елецкова не совсем исчезла. Она звонила иумоляла о помощи. Говорила, что ее хотят убить… Бедная, бедная Ника! Неужто онапогибла?! А Соня?

Лайма схватилась руками за голову и едва не расплакалась.

— Вам плохо? — испугался метрдотель.

— Чего же здесь хорошего? — напустилась на негоЛайма. — У вас тут полный бардак. Уж лучше я пойду.

— Идите, — обрадовался он.

— И ужинать у вас я не стану.

— Не надо.

Он семенил за ней до самого выхода и даже дверь придержал,хотя она не собиралась давать ему на чай и он это отлично знал. «Надеюсь, онане встретит по дороге своего приятеля и он не затащит ее обратно», — снадеждой подумал метрдотель и обмахнулся полотенцем. Бывают же такие женщины!Выглядят, как богини, а чувствуешь себя с ними, как в аду.

Лайма тем временем остановила свой взгляд на швейцаре. Этобыл пожилой дядечка с услужливой спиной и мягкими руками. На лице у негопосверкивала улыбка, которой он умел придавать разнообразные оттенки — взависимости от того, кто проходил в дверь. Лайме он улыбнулся, как положено:мало ли, с кем она хороводится? Греха не оберешься.

— Ну что, — вполголоса спросила она, подойдяпоближе, — схватили того индуса? Или милиция по-прежнему рыщет по этажам?

Пусть думает, что хочет. Что она тут живет, а он ее простоне запомнил. С женщинами всегда так. Надела новое платье, волосы распустила —другое лицо. Он ни за что не рискнет задавать вопросы.

Швейцар действительно не рискнул. Они здесь, в гостинице,все утро муссировали слухи о случившемся. И милиция опять же постояльцевопрашивала. Может, и эту тоже на допрос возили.

— Ищут, — негромко ответил он. — Найдутобязательно. Куда у нас иностранцу деться? Да еще с желтой мордой. Не станет жеон жить в лесу, верно? Как виза кончится, его и схватят…

— А я ведь тоже утром видела эту.., пропавшую, —неожиданно сказала Лайма. — Когда она вернулась ненадолго. Меня милицияпро шарфик спрашивала. Так я узор забыла. То ли там запятые были нарисованы, толи пауки…

— Такие штучки, — швейцар оживленно поводилуказательным пальцем по воздуху, рисуя на нем узоры. — Как улитки, знаете?Закрученные.

— Вот такие?

Лайма достала из сумочки крохотный блокнот и нарисовалачто-то вроде скрепки.

— Почти, — сказал швейцар и вырвал у нееручку. — Они более круглые. — И ловко изобразил закорючку. —Яркий шарфик, заметный.

— Верно, — кивнула Лайма. — Я еще подумала —зачем надевать такую желтизну, прямо глаза режет.

Она дала швейцару сто рублей и еще потрепала его по плечу.Вдруг придется сюда вернуться? Так пусть в следующий раз он будет добр к ней.

Очутившись на улице, Лайма поправила сумочку на плече ирасслабленной походкой направилась за угол. Машину пришлось припарковать вближайшем переулке. Оставлять ее прямо перед входом в гостиницу не хотелось —мало ли кто обратит на нее внимание. Запомнит номер… Этого нельзя былодопустить.

Уже стемнело, зажглись фонари, забегала-замигала реклама.Освещенные витрины выглядели в сто раз привлекательнее, чем днем. Разодетые впух и прах манекены таращились на Лайму огромными раскрашенными глазами.Переулок был почти пуст и освещен кое-как. Все учреждения, расположенные здесь,давно закрылись. Где-то впереди, возле маленького ресторанчика, хохоталидевицы, которых задирала компания молодых парней.

До машины оставалось всего-то несколько шагов, когда отстены дома отделилась темная фигура. Сильная рука метнулась вперед, схватилаЛайму за шиворот, рванула, крутанула и притиснула к холодному камню. Высокиймужчина навалился на нее всем телом, а его пальцы сомкнулись на ее шее. Лицо,приблизившееся к ней в полумраке, было злым. Злым — больше она ничего неразобрала. Не поняла — молодой он или старый, красивый или урод. Он представлялдля нее опасность — это было единственное, что проникло в ее сознание.

— Закричишь — пожалеешь, — прошипел незнакомец иеще сильнее сдавил ей горло.

Перед глазами замелькали красные точки, пошли алые круги.Лайма с тоской подумала о Медведе и Корнееве. Ах, если бы они были рядом! И пропистолет, который остался в машине, потому что не влезал в ту крохотнуюсумочку, которую она купила. Незнакомец еще подналег, Лайма захрипела, и глазау нее полезли из орбит. Только тогда он ослабил хватку, взял свою жертву вохапку и, пока она не опомнилась, протащил несколько метров к стоящейпоблизости машине.

Машина была белой, обтекаемой, и Лайма так испугалась, чтоедва не рухнула на асфальт.

— Двигай задницей! — приказал нападавший, рванулдверцу и в несколько тычков засунул ее на заднее сиденье.

И сам втиснулся следом, продолжая наваливаться на нее всейсвоей тушей. От него пахло пряным одеколоном, и казалось, именно из-за этогоаромата совсем нечем дышать. Лайма полулежала в салоне, левая нога неудобновывернулась, а незнакомец все наседал на нее, причиняя невероятную боль.

Мимо медленно прошелестела машина, мазнув светом фар по еголицу, и Лайма сквозь выступившие слезы увидела блеснувшие каштановые волосы,широкий нос и плотные прямые губы. Глаза, сердитые, пристальные, были прямотут, в сантиметре от ее глаз. Его взгляд показался ей таким страшным, что Лаймазавыла.

— Цыц! — прикрикнул мужчина. — Откроешь рот,только когда я скажу, ясно?

Она кое-как кивнула, понимая, что влипла. И это не шутки, неигра. Ей угрожают. Возможно, на нее набросился киллер, наблюдавший загостиницей. Он нанят неоатеистами. Наверное, типы, которых Медведьнейтрализовал в аэропорту, делали фотографии. И у них есть ее портрет — виситгде-нибудь в зале для общих собраний членов партии, пришпиленный к стенебольшой красной кнопкой. И киллер узнал ее, несмотря на маскировку. Боже мой!Сейчас он начнет выяснять, куда спрятали Бондопаддхая. Станет ее пытать…Прижигать кожу огоньком зажигалки… Резать ножом… И она все ему расскажет. Онане выдержит боли. В преддверии пыток Лайма сильно зажмурилась и сделалапоследний, отчаянный рывок.

Незнакомец немедленно сгреб в кулак ее волосы и.., сдернулпарик. Настоящие локоны — светлые и длинные — высыпались ему на руки.

— Прекрасно, — пробормотал он. — Роковаябрюнетка внезапно превращается в томную блондинку.

Лайма решила, что обязательно укусит его за палец, кактолько представится такая возможность. На самом деле ей даже хотелось, чтобы оноказался неоатеистом. Неоатеисту нужна информация, и он не разделается с нейсразу. Но если это тот самый маньяк, который похитил Соню и Нику, ей конец.Действительно конец. Она умрет, и ее тела, вероятно, даже не найдут никогда.Наверняка этот тип топит женщин в болоте или сжигает в какой-нибудь огромнойпечи…

Она сомкнула ресницы и обмякла от ужаса.