раз за вечер побывал женский взгляд. Юные жены не слишком-то юных отцовских друзей беззастенчиво строили глазки. Он танцевал, меняя партнёрш, как перчатки! Ароматы духов, шорох тканей, очертания стройных тел…

Раньше такое обилие женщин пробуждало в нём хищный азарт. И Тони тянул, выбирая которой из них суждено стать его фавориткой на вечер. Однако теперь, даже танцуя с одной из самых красивых моделей Испании, он шарил глазами по залу. И, выдыхал с облегчением, отыскав среди множества женщин одну.

— Эй, брателло! — он появился из-за спины, вынудив Майка подпрыгнуть.

Братишка не вышел ростом и телосложением. Хотя, чуть больше стараний с его стороны вполне могли превратить слабака в Аполлона. Но он не старался выглядеть лучше. Наоборот! Изображал «эскулапа», напялив очки и запрятав за уши свои бесцветные волосы. Интеллектуальная составляющая сыграла бы на руку при отсутствии внешних козырей. Но Майк как будто вовсе не интересовался женским полом! И Энтони грешным делом подумывал — уж не педик ли он?

— Чем ты мою жену развлекаешь? Рассказами о женских гениталиях? — поддел его Тони.

Майк мрачнел на глазах. В присутствии старшего брата он всегда замыкался в себе. Предпочитая хранить молчание. Зная заранее, что любое слово будет использовано против него.

— Майк говорил тебе, что он писькин доктор? — обратился он к Кэтрин.

— Это называется гинеколог, — уточнила она.

— Да что ты? — Тони обнял, ощущая, как напряглось её стройное тело в кольце сильных рук.

— В медицине нет понятия «женский» «мужской». В медицине есть термин «пациент», — с умным видом парировал Майк.

— То есть, все пациенты бесполые? — конкретизировал Энтони. Сжимая Кэтрин в объятиях, потираясь пресыщенным пахом о её выступающий зад.

— Для меня — да! — согласился Майк с героическим видом.

«Умник, мать твою», — про себя фыркнул Энтони. Кэтрин вертела бёдрами, пытаясь высвободиться, но этим лишь пробуждая желание держать её ещё крепче.

— Майки, ты выбрал не тот образ жизни! Сдайся в монахи, пока не поздно! — подначивал Тони сквозь смех.

Майк напрягся, избегая смотреть на него. Очевидно, стесняясь присутствия Кэт. Не будь её здесь, он бы давно уже сдался.

— Как это связано между собой, не пойму? — упрямо продолжил братишка.

Тони склонился, с наслаждением вороша носом её шелковистые волосы.

— Потому, что только святой человек может целый день провести между женских ножек, и при этом быть равнодушным, — проговорил он спокойным тоном.

Кэтрин уже прекратила бороться и тихо стояла, позволяя себя обнимать. Не будь здесь Майка, и Тони давно целовал бы её в губы.

— Самое главное в женщине скрыто не между её ног, — сквозь зубы выдавил Майк.

— Тебе виднее! — язвительно бросил Энтони.

Братишка ему не ответил. В этот момент музыканты, игравшие джаз, так излюбленный папой, наконец-то сменили «пластинку». И зал наводнили надрывные звуки испанской гитары. Ноты, едва рождённые ею, подхватывал ветер. Но гитарист продолжал, виртуозно лаская капризные струны. И Тони подумал, что гитара чем-то похожа на женщину. Молчаливо стоит в стороне, ожидая чего-то. Но стоит лишь тронуть, и она зазвучит!

— Потанцуешь со мной? — прошептал он, склонившись. И незаметно дотронулся мочки кончиком влажного языка.

Кэтрин вздрогнула и задышала чаще. Как же ему не хотелось её выпускать!

— Хорошо, — согласилась она, и положила ему на ладонь свою невесомую руку.

Он вывел её на середину площадки, где кроме них, двигалось в медленном танце ещё несколько пар. Кэтрин несмело приблизилась, словно делала это впервые! Её стеснительность забавляла Энтони. И он наслаждался тем, какой эффект производят не только его объятия, но даже слова. Он, ничуть не смущаясь, привлёк её, по-хозяйски расположив свои руки чуть ниже тонкого пояска.

— Что тебе впаривал Майк? Убалтывал стать его пациенткой? — произнёс он вполголоса, касаясь носом покрасневшей щеки.

— Тони! — одёрнула Кэтрин и отодвинулась, вынуждая его сохранять дистанцию.

Однако Энтони, опьянённый таким целомудрием, решительно её нарушал.

— Я лично прослежу, чтобы твой гинеколог был женского пола, — он закружил её в танце.

И Кэтти, боясь потерять равновесие, сама вдруг плотнее прижалась к нему.

Взгляды присутствующих устремились в их сторону. Из всех танцующих пар их дуэт был настолько созвучен, как бывает лишь у любовников. Ведь если танец — это прелюдия к страсти, то они занимались любовью у всех на виду.

— Имеет значение квалификация, а вовсе не пол, — сказала Кэтрин.

Она дышала порывисто, он чувствовал это, скользя ладонью между хрупких лопаток.

— Миссис Торрес, запомни, — прошептал Тони, попутно лаская губами её миниатюрное ушко, — Ни одному мужику, будь он хоть трижды врачом, я не позволю залезть к тебе в трусики.

— Ты извращенец! — она рассмеялась, и россыпь мурашек спустилась по шее к плечу.

— Я — мерзкий тип! — поддакнул Энтони.

Гитарные ритмы ускорили темп. Словно чья-то любовная драма подошла к своему апогею. Он взял её руку, приподнял. И Кэт, словно кукла, крутанулась на месте. Не давая опомниться, Тони слегка отступил. Вынуждая её, на потребу восторженной публики, притворить в жизнь ещё один танцевальный кульбит. Кэтрин, держась за него, завертелась волчком. Её невесомая юбка взлетела, обнажая колени. Она бы упала! Но Тони её подхватил. Музыкальная кода взорвалась биением струн, и Кэтрин зависла вниз головой у него на руках.

Всего лишь секунда, в которой застыло их страстное «па». И зал буквально взорвался аплодисментами!

— Браво! — кричали со всех сторон.

Он осторожно поставил её. Кэтрин вздохнула, ощутив под ногами опору. Щёки её раскраснелись, из собранных на затылке волос выбилось несколько прядей. И Тони подумал, что в этот момент она дьявольски сексуальна. Его маленькая женщина. Его миссис Торрес.

Глава 3. Кэтрин

Женщина с полотна на стене смотрела на мир вокруг с лёгкой иронией. Словно знала какой-то секрет! От черт лица веяло аристократизмом. Хотя, красавицей, в общепринятом смысле этого слова, она не была. Нос слишком длинный, а губам не хватает объема. Отчего весь её образ получался каким-то высокомерным. Будь Кэтрин живописцем, она бы добавила цвета. Но неизвестный художник предпочёл увековечить её без прикрас.

Он не оставил автограф. Может тот выцвел от времени? А, может быть, был слишком мелким? В отличие от картины, подаренной Анитой! Где её размашистый почерк занимал одну треть. Это всё, что осталось от их с Кэтрин дружбы. Она её бросила! Уехала, не сказав, когда вернётся обратно. Да и вернётся ли? Поначалу Кэтрин даже не отвечала на её многочисленные звонки. А потом, когда те прекратились, позвонила сама.

— Солнышко, как я рада тебя слышать! — прозвучал сквозь время и пространство солнечный голос Ани.

И сердце