— Тони его ненавидел? — спросила она.

Мартина задумалась:

— Нет! Он любил его, просто по-своему. Как говорится, no hay mal que por bien no venga5. Кто-то родится на свет, а кто-то уходит от нас раньше срока.

«De tal palo, tal astilla6 в данной ситуации будет уместнее», — подумала Кэтрин. Она вообразила себе жизнь мальчика, у которого есть старший брат и отец. Но, ни тот, ни другой не хотят признавать его! И единственный человек во всём мире, способный понять — это няня.

Ей вдруг стало отчаянно жаль Майка. Перед мысленным взором вновь возник его неулыбчивый профиль. И бескрайнее море печали в его синих глазах. Они заискрили в момент, когда он улыбнулся! Когда Кэтрин в благодарном порыве поцеловала его в щеку. Это и поцелуем назвать было сложно. Так, быстрый чмок! Но в этот самый момент, сквозь напускную серьёзность, она разглядела его внутренний мир. Так созвучный с её собственным…

Миндальный пирог, в шапке из сахарной пудры был похож на невесту в фате. Такой же нетронутый, девственно-белый! Кэтрин мазнула кончиком пальца по краю. И вдруг, поддавшись соблазну, прочертила две линии, прямо по центру. Две дуги, образующих сердце. Получилось вполне романтично.

— Красота! — похвалила Мартина и украсила плод совместного творчества вишенкой.

Тони вернулся раньше обычного. Едва услышав шаги, Кэтрин поправила волосы. Лихорадочно думая над тем, какую позу принять. Она спустила ноги со стула и элегантно сложила их вместе. Позволяя халату немного разъехаться в стороны. Так, чтобы в разрезе мелькнул кусочек интимного кружева.

— Привет, — сказала она, наблюдая, как Энтони входит на кухню.

Он приблизился к ней. Горячие губы коснулись щеки. И эта короткая ласка заставила пульс ускориться.

— Что на ужин? — спросил он устало.

С недавних пор Тони отращивал бороду. И растительность на лице придавала суровости взгляду.

— Я прямо как чувствовала, что вы придете пораньше. Сварила ваш любимый гаспачо! — Мартина открыла кастрюлю, демонстрируя ароматную гущу внутри.

— Спасибо, Марти! — ответил Энтони, тронув нянечку за плечо.

Мартина поправила ободок:

— А с лёгкой руки миссис Кэтрин у нас есть куриное фрикасе.

Это формальное «миссис» всё время звучало в присутствии Тони. Хотя, будучи наедине, она давно и охотно звала её Катариной, а ещё чаще — mi niño7.

— Отлично, — тепло улыбнулся ей Энтони. — Сейчас переоденусь и будем пробовать!

Ужин прошёл в атмосфере семейной идиллии. Тони сидел напротив, ловко орудуя вилкой. Теперь взамен деловому дресс-коду на нём был домашний костюм — хлопковая майка и брюки. Короткий рукав открывал крепкие бицепсы, на одном из которых притаилась змея. Взглянув на рисунок, Кэтрин невольно смутилась! Ей вспомнился эпизод из недавнего прошлого. Змеиная «шкура», которую Тони стянул с неё силой. А после, не дав ей опомниться, отымел на полу в коридоре. Дотерпеть до дивана не смог…

Кэт улыбнулась своим возбуждающим мыслям. И тем ассоциациям, что возникали при одном только взгляде на его сильные руки. На ладони, следы от которых она до сих пор ощущала на собственных бедрах. На пальцы, что не раз побывали внутри! На широкие плечи, где ещё багровела царапина, отпечаток её ногтей. На чувственный рот в обрамлении тёмной щетины. Который мог быть таким нежным.

«И почему я не видела раньше?» — удивлялась она, изучая тайком его профиль. Теперь ничто не могло укрыться от её любопытного взгляда! То, как он убирал со лба волосы, как вытирал посуду, крепко сжимая в руках полотенце. Как смахивал пыль со стола. В такие моменты Кэт представляла себе, как он вслед за этим приподнимает и кладет на стол её тело. Как раздвигает бедром её ноги. Она буквально чувствовала на коже тяжесть его рук, чуть грубую и в то же время нежную мужскую силу. И прятала взгляд! Боясь, что он выдаст её. Выдаст то, как безумно она его хочет…

Мартина ушла, пожелав доброй ночи. И, в предвкушении близости, у Кэтрин по телу разливалась сладчайшая дрожь.

Проводив её, Тони вернулся на кухню. Он плеснул воды в гранёный стакан и протянул его Кэтрин.

— Не забудь принять лекарство! — прозвучал его сдержанный голос.

— Какое лекарство? — удивилась она, глядя в воду.

Вместо ответа Тони вынул из кармана брюк и швырнул на столешницу россыпь цветастых таблеток. Жёлтых, белых и розовых. В зависимости от времени цикла.

Кэтрин сидела, боясь посмотреть на него. Наблюдая, как падают со стола и катятся в разные стороны её гормональные контрацептивы. Внутри холодело, словно жизнь покидала её бездыханное тело по капле. Было страшно дышать! Даже двигаться страшно.

Но, в тщётной попытке себя оправдать, она глухо промямлила:

— Тони….

И в этот же миг, одним метким ударом, он выбил из пальцев стакан. Тот отбросило в сторону, и вода расплескалась на кухонный пол. Кэтрин сжалась в комок в ожидании боли, которая ей предстоит. Но он не ударил!

— Ты меня за идиота держишь, сука? — прорычал, нависая над ней, — Сколько спермы я в тебя закачал, и всё зря?

Кэт молчала, её била дрожь. И слова оправдания встали колом в пересохшем от волнения горле.

— Может быть, хочешь насильно? — в бешенстве выдохнул Торрес, — Я устрою! Я, сука, тебя превращу в инкубатор!

Его голос казался чужим, незнакомым. Словно сущность, дремавшая всё это время внутри, опять пробудилась. Она разбудила её! И теперь молилась в уме. Желая лишь одного. Остаться живой!

— Я думала, что… — её голос звучал еле слышно, — Что ты разведёшься со мной, если я не рожу…

— Разведусь! — прокричал он ей на ухо. — Но только учти, что отель твоей тётушки останется мне! Таковы условия договора!

Сказав это, он отвернулся спиной, давая Кэтрин возможность осмыслить.

«Таковы условия договора», — прозвучало в уме едким эхом. Подумать только! А ведь она чуть не забыла, что находится здесь не по собственной воле. Она служанка, а вовсе не госпожа. Продажная шлюха! Но никак не жена миллионера. Он купил её, точно вещь. И вышвырнет прочь, когда наиграется.

— Вам, Торресам, не впервой забирать чужое, — эти слова прозвучали сквозь зубы.

Как будто гордость, убитая им, вдруг воскресла! Напомнив о том, что её зовут Кэтрин Монсано. Монсано! Винодельню которых присвоил себе этот гад. Монсано! От жизни которой остались одни черепки. Они обокрали её! Они отняли всё: дом, свободу и право на лучшую жизнь. Но они не сумеют лишить её самого главного. Достоинства! Что течёт в её жилах.

— О чём ты, мать твою? — пренебрежительно бросил Энтони.

Кэтрин расправила плечи:

— О том, что твоя семья обокрала