– Будя, будя! В хоз[48] шлендать – не на печи сидеть…

Во время коротких привалов Юля, прижимаясь спиной к дереву, старалась унять дрожь, бившую ее изнутри. Но ни успокоиться до конца, ни согреться никак не удавалось. Мокрые брюки прилипли к телу, отчего стыли не только ноги, а и спина. Зато плотная ткань надежно предохраняла от грязи.

«Хороша была бы я сейчас в юбочке, с голыми коленями, – думала Юля, выбивая дробь зубами. – Ох и дура, сопротивлялась…»

Собираясь в разведку, она ни за что не соглашалась сменить щегольскую синюю юбку на бриджи. Ее уговаривали Ладов и Шибай, а она уперлась, потому что была убеждена: закрытые женские ноги – такая же нелепость, как голые мужские, особенно волосатые.

Бегичев спорить не стал: «Выполняйте указание, товарищ младший лейтенант! Да поживее!»

Она давно заметила: Игорь, обычно мягкий и уступчивый, как только дело касалось службы, становился вдруг резким, властным. Глаза его делались колючими, непримиримыми.

Многие вещи он вообще воспринимал слишком серьезно. Если над кем-нибудь начинали зло подшучивать, непременно вступался за обиженного. Не любил, когда о человеке недобро отзывались за спиной. Никогда не принимал участия в обсуждении чужих пикантных похождений, тем более не высказывался на эту тему сам. Казалось, он не в состоянии воспринимать шутку… Просто Юля не понимала, что жизнь приучила разведчика всегда слушать и редко говорить, все обдумывать и взвешивать, а на пустячках и анекдотиках внимание не останавливать.

Как-то она заявила: «Вы замечательный человек, Игорь, только чересчур правильный. Я боюсь серьезных людей. Должно быть, сама слишком легкомысленная».

С некоторых пор Юля как-то по-новому стала относиться к юному разведчику. Игорь так ни разу и не заговорил о своих чувствах, но усомниться в них было невозможно. Он был влюблен. А она? Юля, привыкшая к мужскому вниманию, давно научилась отгораживаться от назойливых поклонников холодным кокетством или полным равнодушием. С Игорем все по-другому. Он ничего не ждал, ни на что не надеялся, тем более не требовал, а Юля ловила себя на невесть откуда возникшей потребности заботиться о нем…

Идти становилось все тяжелее. Вода поднималась местами выше пояса. Дно хватало за ноги, опутывало жесткими прутьями корней багульника, предательски скрытых торфяной жижей, засасывало, не хотело отпускать. Сорвался с кочки Шибай, плюхнулся в топь спиной. Провозились минут пятнадцать, пока вытащили. Затем в зыбун угодил Бегичев, увяз по грудь. Ладов протянул командиру конец шеста. Пытаясь ухватиться, Бегичев промахнулся и еще глубже погрузился в трясину. Юля с ужасом увидела – на поверхности торчат его плечи и голова; сдавленно вскрикнула и ринулась вперед. Перепеча еле успел ее перехватить.

– Ох и шустра девка! Тебе что, жить надоело? – прикрикнул ефрейтор и оттащил Юлю подальше от топи. – Сиди тут. Да чтоб ни с места, егоза! – И тут же бросился помогать Ладову, сумевшему наконец добросить до Бегичева веревку.

– Держи конец, командир! Намотай крепче на руку, чтоб не вырвался. Помогай, братва. Навались артелью!

Зыбун зашипел, захлюпал, неохотно отпуская свою жертву. Через несколько минут Бегичев был уже в безопасности. С него пластами сползала ужасающая грязь, вспыхивающая фосфоресцирующими точками. В сизой тьме обозначились мерцающими светлячками сапоги, ремень. Лица было не рассмотреть.

– Ну вот, товарищ младший лейтенант, и вы причастились. Теперь мы будто из ада выскочили, – мрачно сказал Шибай.

Бегичев не отозвался. Ощупав многочисленные карманы, он обнаружил пропажу любимой трубки.

– Будем считать, посеял, командир. На будущий год приедем сюда, в этот болотный санаторий, на отдых и заодно урожай трубочный соберем. А сейчас вперед!

– Погоди, – остановил сержанта Бегичев, – обсудим. Может, пока темно, есть смысл привал сделать? Сам понимаешь, группа неоднородная…

За Юлю неожиданно вступился Перепеча:

– Сторожко пойдем. Когда гуртом – не страшно. А раз была наметка к рассвету до Котона добраться, чего ж ее нарушать. Вы, мужики, свои силы взвешивайте, а мы с младшим лейтенантом ни в жисть не отстанем. Верно говорю, егоза?

«Вот тебе и Перепеча, – подумала с благодарностью Юля. – Хитроватый, прижимистый, а на поверку деликатен…»

– Я тоже за движение. До сухой землицы осталось совсем немного. А тут – какой отдых… Решай, командир!

– Добро, – не очень охотно согласился Бегичев. – Веди, Федор Васильевич.

Дальше шли еще медленнее. Бегичев разрешил по очереди включать электрические фонарики. В такой глухомани шансов на встречу с противником практически не было.

Начало светать, когда разведчики вышли из тайги. В распадке, открывшемся перед ними, клубился белесый туман. Сквозь него едва проглядывала извилистая дорога. Чуть дальше силуэтами проступали какие-то строения: то ли сараи, то ли фанзы – не разобрать.

– Вот мы и у цели, командир, – шепнул Ладов. – Котон…

Они лежали на опушке леса в кустах и разглядывали дрожащую в молочном мареве панораму.

– Ты прав, Федор Васильевич, – подтвердил Бегичев, сверяя карту с местностью, – Котон, северо-западная окраина…

– Что будем делать?

– Сперва оглядимся. Времени достаточно.

Бегичев взглянул на Ладова, на его осунувшееся, заросшее щетиной лицо, набрякшие веки, и с острой жалостью подумал: «Уж если Федюню так вымотало, что говорить об остальных. Юля бледная, шатается, Серега будто не сам рацию тащит, а она его толкает… Доконала нас дорожка, будь она неладна!»

Сам он тоже отупел от усталости. Ныли плечи, спина. Пальцы на руках мелко подрагивали, что случалось лишь после крайнего перенапряжения.

Бегичев знал, с каким нетерпением ждут от них сведений. И все же люди нуждались в отдыхе. То, что пройдено, лишь начало, пусть нелегкий, но первый этап. Надо восстановить силы. Главное – впереди. И кто знает, каких еще усилий потребует от них обстановка.

– Всем спать! – негромко распорядился он. – На отдых даю два часа. Первым дежурю я. Ложись, Федор Васильевич. Через тридцать минут разбужу. Тебя сменит Перепеча, его Шибай.

Юля не поверила своим ушам. Какой может быть сон, когда враг рядом! И потом, если все дежурят, почему отстранили ее.

Она хотела спросить у Перепечи, повернулась к нему, но тот уже посапывал носом. Вот же беспечность! А может, так и надо? У Игоря за спиной два года Великой Отечественной…

Юля украдкой поглядела на Бегичева. Он лежал неподалеку, опершись на локти, прижав бинокль к глазам. Пилотка сдвинулась на затылок, открыв большой квадратный лоб.

На душе вдруг стало спокойно. Именно сейчас она твердо уверовала в то, что они выполнят задание и непременно вернутся. Комдив не посмеет тогда глядеть на нее пренебрежительно. Поблагодарит, как и других, за службу, может, к награде представит. Вот бы здорово после войны заявиться в институт с орденом, пусть даже с медалью. Все